— А ваш? Сева?
— Кашин говорил, что Юрика зачисляют кандидатом,— словно не услышала ее слов Татьяна Тимофеевна.— Это же счастье, Верочка! Поздравляю!
Как-то так повелось, что сообщить такое, что, по мнению твоей собеседницы, еще не получило огласки, было верхом превосходства. На это, чтобы лицом в грязь не ударить, обязательно требовалось ответить тоже чем-нибудь хлестким, сенсационным. Но Вера и во второй раз не нашла по-настоящему достойного ответа.
— Какое там счастье!
— Ну что вы, Верочка! — не согласилась Кашина, намекая, что знает и еще то-сё,— Максим Степанович, если захочет, сумеет постоять за себя.
— Макс и без того света божьего не видит. Из-за одного термообрубного отделения жизни нет.
Это уже был ответ! Во-первых, он говорил, что Вера в курсе заводского житья. А во-вторых, при всей своей внешней пристойности бросал тень на Кашина, как начальника цеха,
— А что там такое? — насторожилась Татьяна Тимофеевна.
«Ага! Невкусно?..» — с чувством торжества подумала Вера и равнодушно добавила:
— Одно спасение, что Димина там. А теперь еще новые заботы — какой-то барабан монтируют…
Она заметила: у Татьяны Тимофеевны забегали глаза, и предложила пройтись по лесу.
— Что еще нового? — спросила, великодушно передавая ей инициативу.
— Дочка Шарупича провалилась! Вот кого не люблю, так не люблю,— затараторила Татьяна Тимофеевна.— Корчат из себя праведников. А ведь эту самую Арину с детьми в сорок втором через линию фронта силком выпроводили. Да и за самим активистом хвосты тянутся. Товарищи в могиле, а он целехонек…
Ее отнюдь не смущало, что собственное житье-бытье было далеко не блестящим и в том же сорок втором году она торговала борщом да печеной картошкой на Комаровском рынке или у проволочной изгороди гетто.
— На завод, наверное, пошлют? — не показала Вера вида, что знает о намерении Михала Шарупича.
— Надо же марку держать. Так или этак, а лучше, если красной стороной к чужим глазам…
Под вечер с механиком цеха и начальником ОТК за женой приехал Кашин. Был он в резиновых сапогах, в выгоревшем кордовом костюме и соломенной шляпе. Высокий, атлетического сложения, выглядел молодо, молодцевато. К тому же в одежде его был своеобразный охотничий шик, под стать открытому загорелому лицу и мощной фигуре Кашина.
Просигналив, они вылезли из «Победы», остановились у калитки и закурили. Когда на крыльце показались Сосновские и Татьяна Тимофеевна, Кашин открыл багажник и вытащил оттуда порядочную щуку на лозовом кукане. Подняв ее, как трофей, широко улыбнулся и торжественно, точно на банкете, провозгласил: