Ободренный праздничной сутолокой, Сосновский несмело привлек Веру к себе и погладил ее руку. Он гладил и улыбался, а она, не глядя на него, почувствовала это и сказала:
— Вы улыбаетесь, Максим. Правда?
Будучи влюбленным, Сосновский, возможно, кое-что преувеличивал. Но, во всяком случае, в этом была и доля истины. Так или иначе, в конце месяца он, убежденный холостяк, который вообще не очень доверчиво относился к случайным знакомствам,— тем паче к курортным,— сделал Вере предложение.
Что Сосновский знал о ней? Очень мало. Год назад она развелась с архитектором Юркевичем, живет в Москве и имеет сына. Слышал, что у нее когда-то был роман с начальником мужа. Но это ведь было и сплыло. Женщины с бурным прошлым — это Сосновский замечал не раз — самые верные стражи семьи и уживчивые жены.
С Рижского взморья они поехали прямо в Москву, и только оттуда, забрав Юрия,— в Минск. Мальчик плакал, на коленях просил мать не делать этого, а потом, оскорбленный в святая святых, замкнулся и как бы оцепенел в глухой детской враждебности к Сосновскому. Всю дорогу загнанным волчонком он поглядывал на мать и отчима с верхней полки вагона, а когда Сосновский начинал ласкать мать, отворачивался к стене, до крови кусая губы. Когда же родились Соня с Леночкой, ревность его стала еще сильнее. И только терпение, выдержка Веры предупредили взрыв, а затем заставили Юрия почти смириться.
Картины, непрошенно подсунутые памятью, опять напомнили, куда и зачем он едет, и Сосновский, чтобы отогнать их, стал глядеть из окна машины на голубую гладь.
Откуда-то набежала лиловая хмара, сыпанула золотистым цыганским дождем. Крупные, веселые капли взрябили водную поверхность. Падая, они поблескивали, искрились на солнце и, вспыхнув последний раз, гасли в воде, а она загоралась и мерцала. «Море! Минское море!..» — с грустью, навеянной обидой на себя, подумал Сосновский. Вдохнув дождевую свежесть, спросил у шофера, чтобы только не молчать:
— Сколько оно километров, Федя?
— О чем вы?
— О море.
— Тридцать два в длину.
С тучей налетел ветер. Стирая рябь, погнал по воде белые, как космы поземки, полосы. Сосновский проследил за одной, самой быстрой, пока она отбегала от берега, и попробовал собраться с мыслями. К кому обратиться — в ЦК, к декану автотракторного факультета Докину или просто к директору института? И что говорить? Наверно, придется доказывать не Юрино, а свое право на то, чтобы пасынок учился. Пусть примут сверх нормы — ему стипендии не нужно. Юрий должен учиться, иначе в семье начнется такое, что не будет ни работы ни житья. А ставить работу под угрозу из-за каких-то житейских неурядиц он, Максим Степанович, просто не вправе.