Потянуло высказать это Доре, по-давешнему послушать ее. Он оглянулся по сторонам, однако Диминой нигде уже не было. Наказав подручному следить за печью, Михал пошел в лабораторию. Но Диминой не оказалось и там.
«Забрало, как маленького! Управишься еще… Неужто полагаешь, Петро ей так ничего и не передал?! — упрекнул он себя и свернул в формовочный участок проведать Лёдю. Как она там, после кашинской милости?
Лёдя в повязанном по-деревенски платке, в фартуке ломом обивала лоток элеватора. Следя за нею, рядом стояла худощавая Кира Варакса с подвижным смуглым лицом и темными, чуть раскосыми глазами, поблескивавшими, как антрацит.
— А я все равно вопрос поставлю, — горячилась она.— Что значит назло? Как ты рассуждаешь? Ты же комсомолка! — отчитывала она Лёдю, как старшая, имевшая право поучать. Увидев Михала, смешалась, обернулась к нему: — Зачем она соглашается? Разве правильно ее использовать тут?
Лёдя не раз примечала, как люди тушуются перед отцом, во время спора берут его в судьи, и, не сдержавшись, ухмыльнулась. Ей также было интересно, какое впечатление произведут слова подруги иа отца.
Но Михал понял дочь по-своему.
— Да, она у нас крепко держится своей мысли,— сказал он не то с иронией, но то с похвалой.— Все хочет на своем поставить. Кто его знает, может, это и не худо.
— Тоже неправильно! — все же нашла в себе мужество поправить Кира.— Жаловаться надо!
Михал с любопытством взглянул на нее: ее облик — задиристый, искренний, ее готовность бороться за подругу — смешили и подкупали.
— Ну что ж, так и быть, давай. Но не жаловаться будем, а требовать. И отцу скажи, пусть пособит. С Кашиным впрямь пора поговорить в открытую.
— Правда? — как невероятному обрадовалась Кира и, не попрощавшись, бросилась к выходу.
Дочь теперь стояла спиной к нему, но Михал чувствовал; она взволнована, насторожена. Безусловно, ждала, что отец посочувствует ей, и приготовилась ответить дерзостью. Однако он подошел и только ласково потрепал косу.
— Молодчина, моя выковырованная! Пусть знают наших.
Она повернула голову и виновато подняла глаза.
— Я уже привыкаю, тятя.
— Это похвально. И косы не жалко?
Лёдя слабо улыбнулась, махнула рукой; не шутите, дескать, тятя! Но улыбка получилась бессильная, и, возможно, поэтому потное, перепачканное лицо ее показалось Михалу совсем истомленным.
— Ты не захворала, а?
— Нет. Обидно лишь одно — больно несправедливо это!..
— Кому-то все равно придется тут работать, дочка.
— Я не об этом, тятя…
Она взяла лопату и стала подгребать формовочную землю, что просыпалась с транспортеров на пол.