Не надо быть провидцем, чтобы предсказать дальнейший ход событий. Илва, обливаясь слезами, уплыла на корабле, а Роберт остался с женой в ожидании рождения малыша, – Прасковья с присвистом вздохнула. – И на том история могла бы закончиться, если бы в судьбу наших героев не вмешалась таинственная зловещая сила, в корне изменившая ход событий.
– Что же произошло? – с нетерпением подала голос одна из девушек.
– В положенный срок на свет появилась дочь, которую назвали Кристина. Я уверена, что вдыхая жизнь в это существо, Бог создавал чистое и жизнерадостное дитя, ибо девочка была наделена совершенной красотой тела и лица. Точеная фигура ей досталась от матери, а от отца – нежная и романтическая натура. Ее ангельский голосок каждое утро возвещал о наступлении нового, полного неожиданных открытий дня. Весь дом светлел от ее лучезарной улыбки. Девочка быстро привыкла к повышенному вниманию и уже, казалось, не реагировала на проявляемый к ней интерес. Родители души в ней не чаяли – она была их отдушиной, вдохновением, любовью всей жизни. А что наши герои, спросите вы? – старуха обвела присутствующих пытливым взглядом. – У них все было вовсе не радужно. Днем их накрепко связывала дочь, а вот ночью…
Треск веток заставил всех обернуться. Одна девушка даже вскрикнула от испуга. Но через секунду вздох облегчения вырвался наружу – это был всего лишь Георгий. Присев рядом с женой, он сжал ее плечо и предостерег красноречивым взглядом. Казалось, между ними происходил какой-то молчаливый спор, в котором, несомненно, выиграла Прасковья, потому что уже через минуту она продолжила свой рассказ, а Георгий, махнув рукой, покинул поляну.
– Не прошло и года после рождения дочери, как Роберт почувствовал непреодолимую тоску по уехавшей любимой. Он клял себя за слабость, за нерешительность, за то, что даже не объяснил ей причину, по которой он не пришел на причал, когда она садилась на корабль. Чувства к Аутре были сложные, он любил ее по-своему, как мать их ребенка, но влюбленная в Илву часть души все больше наполнялась болью, и эту боль не могла заглушить даже дочь. Иногда ему становилось до того одиноко, что, уложив малышку в постель, он шел в ближайший парк и часами прогуливался по освещенным фонарями и утопающим в зелени аллеям.
И вот в один из дней, когда в очередной раз тоска затопила его сердце, он вышел из дома на прогулку и вошел в парк. Дойдя до ближайшей скамейки, он увидел женщину, закутанную в широкое зеленое пальто. Погруженный в воспоминания, он лишь вскользь коснулся взглядом незнакомки. Но пройдя еще несколько шагов, вдруг услышал за спиной удивленный и до боли знакомый голос. «Роберт?!» Он обернулся. Это была она, его Илва, исхудавшая, бледная, отчаявшаяся, но все еще любимая.