Оплодотворитель (Толли) - страница 46
Френк Синатра своим серебряным проникновенным тембром продолжал своё лирическое повествование, а Родослав Муромский в тантрическом танце с Виолеттой, обрёл полную уверенность в том, что будет разнузданно, с неуёмным желанием ублажать эту пышнотелую женщину, обильно орошая своим эталонным семенем её детородное лоно, которое обязательно произведёт на свет здорового потомка…
***
Свой дебют в миссии, предписанной ему, по словам Виктории Гессер, самой природой, начинающий оплодотворитель Муромский пока ещё не мог считать успешно состоявшимся. Ведь ему предстояла символически важное третье контрактное свидание с двадцатипятилетней Антониной. Таких, как она, вопреки известному французскому утверждению о том, что не красивых женщин не бывает, за глаза, обычно, называют дурнушками. И на первой деловой встрече, по причине очевидной на первый же взгляд неказистости претендентки на контракт, у Рода закрадывалось сомнение насчёт наличия хотя бы минимально необходимого сексуального интереса к этой женщине – девушке. Трудно сказать, как бы он вышел из такой щекотливой ситуации, если бы уже не знал о Тоне достаточно много из рассказа самой Вики.
Тоня была дочерью её двоюродного дядюшки. Дядя – колоритный типаж со своеобразным грубоватым, но для мужчины вполне подходящим обликом, народивший двоих сыновей, походивших внешностью на свою миловидную мать, и единственную дочь – Антонину с лицом будто скопированным с отцовского, чем в детстве своём немало забавляла своего папу. Однако, по мере взросления, и по мере того, как папины характерные черты проявляли себя всё отчётливее, у родителей лишь росли жалость к дочке и беспокойство за её женскую незавидную будущность. Тоня же, не обделённая умом и взрослой рассудительностью девочка, не могла, конечно, не признавать своей не привлекательной внешности. У всех её подруг – сверстниц уже в старших классах школы появились ухажеры. У некоторых ухаживания перетекли в серьёзные отношения и в ранние счастливые браки, у других – первые симпатии оказывались незрелыми и сменялись новыми более, или менее удачными знакомствами; и только Тоня была лишена всякого внимания со стороны сильного пола. Шли год за годом; а она так и оставалась ни разу не целованной девственницей. Иногда поздними вечерами, когда все домочадцы уже спали, она запиралась изнутри в своей комнате, раздевалась до полной наготы и вставала перед большим зеркалом в дверце платяного шкафа, которое отражало её в своей таинственной глубине в полный рост, и долго пристрастно пристально рассматривала себя в разных позициях тела, то приближая совсем близко к стеклу зеркала своё лицо, то снова отдаляясь от его холодной поверхности. Она смотрела на свою наготу и в её голову неизменно приходила мысль о том, что природа должно быть решила провести на ней странный и жестокий эксперимент. Тело для Тони было слеплено по образцу античных граций с безукоризненными плавными очертаниями и гармоничными классическими пропорциями Афродиты, но лицо при этом оказалось если и не совсем уродливо, но очень далеко от эталонов женской красоты: прежде всего бросался в глаза большой клювообразный нос; раздражал маленький рот с очень тонкими почти отсутствующими губами, открывающими в улыбке мелкие мышиные зубки, над чересчур узким подбородком; дополняли безрадостную картину крупные слишком светлые узко посаженные глаза и несоразмерно высокий всегда лоснящийся лоб. На одном из последних сеансов общения со своим отражением в зеркале Антонине вдруг показалось, что отражение сначала, скорчив из непривлекательной физиономии отвратительную рожу, показало ей язык, а потом будто бы вовсе отвернулось внутрь зеркала. На девушку это произвело сильнейшее психологическое воздействие, усугубившее и без того уже дававший о себе знать комплекс неполноценности, сформировавшийся на почве длительного женского одиночества. Малоразговорчивая до того, после этого случая она стала совершенно замкнутым, погруженным в себя человеком. Родители, безусловно, догадывались о причинах пугающих перемен в дочери, пытались, как могли, преодолеть её тоску, чем – то отвлечь от душевных печалей, но тщетно. Однажды Тоня, решив уйти из жизни, напилась снотворного… Но, врачам удалось несчастную девушку спасти. Потом с ней долго работал психотерапевт, от которого, собственно, и стали известны деликатные подробности её общения с зеркалом, рассказанные Антониной доктору в состоянии гипноза. Психика девушки, по мнению психотерапевта, в тот момент находилась в пограничном состоянии на почве самовнушенного комплекса неполноценности. Единственным средством избегнуть развития нервно – психической патологии могло стать если не замужество, то хотя бы рождение ребёнка. Только материнство могло стать фактором, исцеляющим Тонину душу.