Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса,
На нашем сердце выступит дыра,
Размером с контур школьного двора.
Зажмем глаза от слез краюшкой пальца
И все уйдем со школьного двора…
Мой приятель историк рыдал, уткнувшись в картонную таблицу “Крымские войны”.
Ставнин будто пересел с первого ряда на последний в актовом зале моей головы. Мне и не верилось, что он, такой занятой, вспомнит обо мне. Я полагал, что он уже подыскал мне заменителя. Но утром тридцатого июня его помощник, тот самый, позвонил и сказал, чтобы я попросил соседей присмотреть за гиацинтами и котами, если они у меня есть, потому что завтра за мной заедут ровно в шесть вечера, а дома я появлюсь только в августе. Я сказал, что все сделаю, купил и уложил в сумку свежие спортивные штаны, несколько футболок и белье. Напоследок мы с историком (благо он жил через два подъезда) выпили, посмотрели запись с номером Кочетковой и тут уж рыдали оба. Пела она пронзительно, словно стрела, как сказал историк, а уж он-то знавал стрелы.
***
Без пяти шесть я спустился вниз. Котов и гиацинтов у меня не водилось, поэтому я просто закрыл квартиру и перекрестил дверь. Меня уже ждала автомашина марки “мусье” (я называл так для удобства все французские автомашины). Моя невнушительная сумка легко влезла в багажник, я сел рядом с водителем, который вместе с рукой протянул и свое имя: Одри.
– Очень эту актрису люблю, ― сказал он, ― ну, знаете: “Завтра у Трифоновых”, “Моя прекрасная Леля”.
По дороге он рассказал мне, куда, зачем и кто.
– Сейчас проедемся с вами, да. По Киевке. Недолго, час плюс кусок часа. А в августе я вас сюда верну. Нормально будет. Там бывший пансионат, плохо уцелел. Но господин Ставнин восстановил. Заселил туда трех девочек. Все легально, восемнадцать есть. Ну, они там учатся, как вы учите в школе. Только глубже, вдумчивее. Растут питомцы. Там охрана, человек один. Тоже, как вы, один. Плюс учителя еще: по языкам, по танцам, по вокалу. Больше-то не надо, нет. Жить ― живите в отдельном домике. Утром встали, позавтракали, посмотрели расписание. Увидели ваш урок, провели. Потом весь день читаем, гуляем, отдыхаем. Рядом речка-река. Получили на охране пропуск, вышли, ныряете. В реке круги, у вас удовольствие.
– А как же насчет оплаты? ― спросил я.
– Это не бойтесь. Вот ваша карта.
– “СтавБанк”?
– Да, это банк господина Ставнина. Каждый день ― новые пять тысяч. Ежедневная зарплата ― удобство. Захотите маме отослать ― уже можно, первая пятерка уже на месте.
Всю оставшуюся дорогу Одри рассказывал про Ставнина и его проекты. Ощутимо было, что он восхищается своим хозяином или директором, не знаю, как выгоднее назвать его. Сейчас Ставнин сильно надеялся на эту группу, поэтому и затеял ремонт в пансионате, пригласил преподавателей. Уже осенью он планировал записать дебютную песню и снять на нее клип. А значит ― работы было через край.