Седина в бороду – бес в ребро (Морозов) - страница 24

– Интересно ему… – недовольно хмыкнула Любаша. – Если интересно, написал бы завещание…

– А при чём тут завещание? – с удивлением откликнулся Дмитрий.

– Ну как – при чём? Со спокойной душой сел бы на рейс до погоста… А по прибытии доложил бы предкам, что любимую женщину оставил нажитой капитал стеречь…

– А Анне что стеречь?.. – голос Дмитрия неожиданно, возможно, и для него самого, зазвучал довольно резко. – Нищету?..

– Ну ты же говорил, что разведёшься с ней! Что мы поженимся! – Любаша уже не скрывала охватившего её раздражения.

Дмитрий заметно сник, с мгновенно потускневшими глазами, запинаясь, стал говорить так, будто обращался не к Любаше, а к самому себе:

– Ну поженимся… Ну напишу завещание… Только, сдаётся мне, после этого я тебе уже буду не нужен… И горевать по моей кончине ты не станешь… – усмехнувшись, он вдруг стал декламировать стихи. –

Не верь слезам

Вдовы нестарой:

Младым годам

Быть может карой

Лишь бег времён!..

Коварен оный, –

Взойдя на трон,

Уходишь с трона:

Такая есть

За опыт плата –

Лет юных снесть

Навек утрату…

К сему она

Не плачет долго:

Забот полна

О вдовьем долге,

Слезам чтоб срок

На скорбном броде

Скорей истёк,

Вдова не против…

Любаша серьёзно посмотрела на Дмитрия:

– Я буду долго плакать…

– По ненаписанному завещанию?.. – усмехнулся он.

– Глупости говоришь… – примирительно и в то же время с тревогой возразила она. – Нужно мне прямо твоё завещание… Из-за каких-то там тридцати магазинов ещё ссориться будем…

– А зачем тогда напоминаешь о нём? И не первый раз…

Стараясь отвлечь Дмитрия от опасной темы, Любаша спокойно положила ему руку на плечо:

– Ну ладно, Димочка, бог с ними, с женитьбой этой, с завещанием, и вообще, пошли спать… – она встала с дивана и иронически усмехнулась. – Силёнки-то у тебя ещё остались?..

– Вот ты шутишь, Любаша, а мне не до шуток… Я, можно сказать, на распутье жизни… – Дмитрий никак не мог освободиться от плена вдруг нахлынувших на него сомнений.

Любаша, сглаживая напряжение состоявшегося разговора, ласково взяла его под руку и повела к двери их спальни:

– Ну хорошо-хорошо, на распутье… Пошли уже, Илья Муромец…

Через мгновение, после того как Дмитрий и Любаша ушли, из своей комнаты вышла Ольга Ивановна.

Устало вздохнув, она села за стол, взяла в руки вязание и начала неспешно вязать, и, как всегда, когда она делала это в полном одиночестве, стала тихо и с небольшими остановками на короткие размышления рассуждать вслух о наболевшем:

– Ох… ну что же с ней происходит-то, а?.. Не дело она придумала, ох не дело… Он в два раза старше… Мой ровесник… Ну какое тут будущее?.. Нет, конечно, если б любовь, тогда что ж… бывает… Но ведь нет же любви-то… ну никакой нет… Его тянет на молодое тело… А что там ещё любить?.. Ума-то – с напёрсток… Ну да, тело молодое. Но это ж как мясо: хорошее, пока свежее… А она?.. Вбила себе в голову, что счастье это деньги, и хоть ты тресни, ничего знать не хочет!.. Нет, денежки – оно, конечно, кто б отказался… Но любви-то у девки не будет… Ой не будет!.. А ему-то что?.. Да-а, жеребец – он и есть жеребец… Нет, мне в бараке было лучше…