– Алексей, это лейтенант Ламасов, – громко ответствовал Варфоломей, – помните меня? Я вас вечером… опрашивал.
– Господи! – возмутился Акстафой, – опять вы?!
– Откройте, будьте любезны! – умилостивил Ламасов.
Акстафой открыл, стоя в той же одежде, в которой был вчера.
– Вы, небось, утомились с ночной смены, – сказал Ламасов.
– Я отгул попросил у мастерового, – неохотно признался Акстафой, – в связи с обстоятельствами. У меня работа, понимаете ли, сосредоточения требует, с мелкими деталями работаю, а какое ж тут, к дьяволовой матери, сосредоточение!
Ламасов пододвинул Акстафоя, войдя в коридор:
– А что у вас, Алексей, за работа?
– Перфораторщик я.
– И что… трудно?
– Рутинно, монотонно. Дырки проделывать в штампованных листах пластмассы, – Акстафой отступился от Варфоломея.
– Звучит интересно.
– Платят – и Бог с ним!
Варфоломей снял шапку:
– А до этого где работали?
– А вам-то – что за интерес?
– Интересны вы мне, вот и все.
– Ну… подолгу я нигде не задерживался, необязательный я, говорят, в прошлом году контролером стоял на прессовальных процессах, а прежде полгода оператором полуавтоматической линии холодноштамповочного оборудования, – Акстафой прервался, удивленно наблюдая за тем, как Ламасов снимает куртку и прилаживает ее за петельку на свободную вешалку.
– Могу пройти? – спросил Ламасов.
– А у вас ко мне дело какое? – уточнил Акстафой.
– У меня к вам вопросы, – Варфоломей продемонстрировал Акстафою диктофон и лист бумаги, сложенный напополам.
– На кухню пройдем, – направился Акстафой.
– А давайте-ка мы с вами в комнате расположимся, потому как я хочу предпринять эксперимент, а оттуда лучше всего!
– Эксперимент? Что за эксперимент еще?
– Не пугайтесь, – увещевательно-ласково прочирикал Ламасов и двинулся в комнату, – не пугайтесь, Алексей, это исключительно, так сказать, эксперимент на чуткость слуха!
Акстафой, с сигаретой и толстой стеклянной пепельницей на ладони, плывуще-шатающимся шагом прошел к гостиную.
– Я тут расположу свои записи? – спросил Ламасов.
– Ну, если без этого никак, – Акстафой устроился в кресле.
Варфоломей разгладил широкой, мозолисто-грубой ладонью лист бумаги, извлек из нагрудного кармана блокнот, открыл его и вытащил другой сложенный напополам лист бумаги, а затем повернулся к Акстафою, взяв в каждую руку по листу.
– Вот-с, – сказал Ламасов почтительно-вкрадчиво, – но вы пепельницу-то отложите, отложите… успеете еще накуриться до беспамятства.
Акстафой дожал окурок, сунул в переполненную пепельницу и, брякнув, поставил ее на запылившуюся полочку низкого буфета.