Я хорошо помню очень показательный для того периода инцидент, случившийся дома. У нас была минтонская фарфоровая чаша. Думаю, это самая красивая вещь, какой я когда-либо обладала. Полупрозрачно-белая чаша, расписанная нежными цветами, стояла на полке, и как-то я ее сбила. Она раскололась на две части. Я рыдала часами. Теперь я думаю, что, так обильно оплакивая разбитую чашу, я горевала о своем ребенке и о себе. Возможно, я тоже чувствовала себя разбитой. Оглядываясь назад, понимаю, что можно было легко восстановить эту чашу. Но я совершенно отчетливо помню ход своих мыслей. Я была уверена, что никогда не найду в себе сил купить клей и не смогу удерживать две разбитые половинки вместе, пока они не склеятся. Я просто смотрела на разбитый фарфор, лежавший в мусорном ведре рядом с картофельными очистками, и заливалась слезами.
Я очень любила и люблю свою дочь, как и всех своих теперь уже взрослых детей. Кто знает, может быть, что-то внутри меня говорило мне, что, признав свое чувство утраты, я каким-то образом предам свою дочь и свою любовь к ней. Только десятилетия спустя я смогла впервые осознать, насколько все это должно было быть отчаянно трудным переживанием для совсем юной девушки, которая сама нуждалась в помощи. В то время я позволяла себе лишь изредка наедине с собой оплакивать мечты о том, как моя дочь могла бы жить без повреждения мозга. Сейчас меня поражает, что я не заметила возможности прожить те годы раннего взросления легче – не все было трагично, в моей жизни случалось и хорошее. Однако чудовищность того, что произошло с моей первой дочерью, пронизывала все, что я переживала.
Существует теория, согласно которой нормальное функционирование ума основано на определенного рода абстрагировании и «зачарованной» жизни: мы остаемся бодрыми и позитивными благодаря здоровому отрицанию таких явлений, как болезни, несчастные случаи или смерть. Согласно этой теории, если бы мы проводили свои дни, полностью осознавая вероятность бедствий, скрывающихся за каждым углом, мы постоянно находились бы в состоянии депрессии и, вероятно, вообще не вставали бы утром с постели. Как и большинство людей, я жила с подсознательным убеждением, что серьезные проблемы со здоровьем, автомобильные аварии, пожары или землетрясения случаются с другими, только не со мной. Затем, когда произошло нечто очень серьезное, земля буквально ушла у меня из-под ног. «Если это пошло не так, значит, все может», – думала я. Мне потребовалось много времени, чтобы возродить в себе нечто напоминающее оптимизм. Помню, как тогда считала, что никогда больше не стану счастливой: ведь, даже если со мной случится что-то новое и прекрасное, оно всегда будет испорчено воспоминаниями о произошедшем.