– Я…
– Ты! Ты начитался книжек и поверил в их реальность. Навязал мне свои иллюзии и жалким образом отобрал их. Моя жизнь была словно пустыня, полная духовного голода и скудная на смысл. И вот я вижу оазис – письмо, обещающее показать мне выход из этих страданий, несусь навстречу к своему предназначению и там всего лишь ты – жалкая Фата-моргана. Мираж счастливой жизни. Что ты способен дать мне, дворецкий? Бесценный духовный опыт, или ресурсы для удовлетворения моих мирских желаний? Хоть что-нибудь, кроме писем?
После последней фразы она всхлипнула и резко отвернулась, прикрыв лицо руками.
– Мираж? – он прочувствовал весь смысл этого слова. – Да, пожалуй, Вы правы… Это мираж. Теперь я вижу, что и сам стал жертвой обмана.
Она разрыдалась. Кво смотрел на её белую шею с маленькой родинкой, видную благодаря убранным волосам, и на судорожно подёргивающиеся плечи. Он смотрел, и им медленно овладевала нетерпимость.
– Не понимаю. Как же Вы не видите искренность и уникальность моих намерений? Разве способен кто-то дать Вам подобное чувство совершенного единства, обладай он хоть сколь угодно признанным положением? Вы…Ты! Ты смотришь на все эти ярлыки, потому что еще ребенок. Позволь мне научить тебя. Я хочу подарить тебе прекрасное, открыть глаза, как ты когда-то для меня своей музыкой.
Мужское начало должно брать на себя инициативу и направлять жизнь. Мужчина – якорь спокойствия для девушек, легко уносимых океаном эмоций. Он подошёл к ней, чтобы обнять, на что она испуганно развернулась и с криком поцарапала ему лоб. Кво отпрянул и почувствовал жжение на лице, а его взгляд намертво зацепился за напряженно пульсирующие вены на её шее, и жжение перекинулось в область груди, захватив и нижнюю часть живота.
Это внутреннее кипение, будто сердце начало качать по венам тяжелую жидкую магму. Что-то преисполняло Кво, вырывалось из него, и стремилось к этим набухшим венам. И он отдался.
Его рука резко дотронулась до её горла, почувствовала мягкое, и обхватив его, сжалась изо всех сил, после чего на помощь к ней пришла вторая. Он смотрел в эти обильно слезившиеся глаза, видел в их отражении себя, но не узнавал того счастливого человека, ведь сам он был разбит горем. Должен был быть разбитым. Вырвавшаяся потребность насыщалась удовлетворением вместе с угасанием её сил, и внезапно душа Кво полностью обрела покой, одновременно с телом его возлюбленной.
Он положил её и отошел в сторону окна. Где-то не в этом измерении послышался голос Брина. Лучик солнца прорезался сквозь облака и осветил комнату, сделав видимой летающую в ней пыль. Она витала так легко и грациозно… Как раньше. Вернулось патетическое чувство умиротворённой красоты в этой суете существования, от чего его глаза наполнились влагой. Тёплая слеза стекла по щеке, и он больше не мог молчать.