- Я думал, справлюсь. Выиграю. Уеду отсюда. Новую жизнь начну.
- Начал, идиот? Где жить будем, если квартиру продадим?
Он вдруг опускается на колени передо мной и обхватывает мои ноги.
- Катя, помоги мне. Спаси. Обещаю, я больше не зайду в то казино. Вообще никуда не пойду. Я тебе клянусь.
- Ты сам себе это пообещай. Встань, Кирилл.
- В монастырь пойду, постриг приму. Отмолю все. Помогать тебе буду.
- Что ты от меня хочешь?
- Помоги. Ты только можешь.
- Мне за тебя пойти долг отрабатывать?
- Роди ему ребенка.
- Кому ему? - В плечи упираюсь и отталкиваю. Показательные выступления надоели уже.
- Тому, кому я должен денег. Он знает про тебя и сказал, что простит долг, если ты родишь ему ребенка.
- Бред. Как я должна родить ему ребенка? Почему я?
- Он знает, что у меня есть сестра. Все будет искусственно. Там есть специальная процедура. Он все оплатит. Но ты никогда не увидишь отца ребенка и не узнаешь, кто он. Просто родишь и отдашь ребенка. Кать, умоляю.
В глаза заглядывает. Щенка беспомощного включает.
- Нет, Кир. Иди на завод, вагоны разгружай и отдавай свой долг.
- Меня заставят заниматься таким, что лучше умереть. Убивать других придется, если ты не родишь.
- Должен быть другой способ, Кирилл.
- Нет другого способа.
Еще Фрейд говорил, что сновидения - реакция души на внешние раздражители, которые действуют на спящего.
За эту ночь я увидела все. Самые запрятанные глубоко страхи ожили и обрели очертания. Ничто уже не могло их растушевать.
У меня уже большой живот, но ребенок в нем не шевелится. Он жив, но ни разу за беременность не шевельнулся.
У него всевозможные пороки. Рожать страшно, но я не могу ослушаться. Мерзким угрожающим голосом приказ отдают рожать. Сегодня.
Сделать ничего не могу, хоть и понимаю, что рано еще рожать. Зрение и органы дыхания не до конца сформированы.
Мне бы проснуться, но Морфей не дает. Вошел во вкус. Муза его торжествует. Он рисует и рисует свои абстракции.
Дети, много детей. Маленькие и постарше. Очереди. Всех проверяют. На теле рисуют отметки. Мне ничего не говорят, но я как будто понимаю, что у них отмечают здоровые органы.
Я всех их хочу защитить, а сама оказываюсь в кабинете. Уже без одежды. Обнимаю себя, прикрываясь. А на животе замечаю такую же отметку.
Малыш в моем животе тоже пойдет на органы.
Голос украли. Во рту пересыхает. Остановить это пытаюсь.
Снова темно и скальпель перед глазами.
Металлический блеск как насмешка надо мной. Я беспомощна. Одна. Никто не поможет. Руки привязаны. Я сделать ничего не могу. Хочу крикнуть, но рот зашит. Мне и сказать ничего нельзя.