— Пора на пробежку, — совершенно будничным тоном заявляет Сычев, сползая с дивана. — Кстати, завтра я уезжаю на две недели. У нас сборы перед чемпионатом.
— Это ты меня типа просишь не переезжать? — уточняю, пытаясь нормализовать дыхание и сердцебиение. Если бы не будильник, что могло бы сейчас произойти? Лучше об этом не думать. По крайней мере не сейчас.
— Ты бросишь своего друга умирать голодной смертью?
— Друга? Нет! Друга не брошу!
Не люблю недоговоренностей, не люблю, когда от меня что-то скрывают, а ещё не люблю, когда Сычева нет рядом. Его сборы растянулись на целых три недели, мол, нужно форму набрать и не отвлекаться ни на что. Приезжать к нему он мне запретил, объяснив это тем, что у них жёсткий контроль и посторонних на территорию базы вообще не пускают. У меня вроде было чем заняться. Например, Никита, с которым отношения хоть и медленно, но развивались.
Помню, у меня в детстве была черепашка. Так вот, она быстрее двигалась, чем то, что происходило между нами. Он как-то обмолвился тем, что я очень молода и в жизни ничего не смыслю. Сначала приняла это как комплимент, а после недели вялотекущих отношений поняла, что стоит бить тревогу. Катаеву не нужна была взбалмошна, особа с ветром в голове. Пришлось доставать из нутра свою серьезную личность по имени Василиса Михайловна и явить серьезному парняге. С этой дамой у нас было все сложно, именно поэтому Васька ее всегда подавляла.
И все же — не получилось, не вышло, не сложилось. Отношения, достигшие какой-то определенной точки комфортабельности, вдруг перестали существовать.
— Извини, Василиса, ты замечательная девушка, и безумно мне симпатична.
— И после подобных слов всегда следует но.
— Да, оно есть. Я встречался с девушкой, давно. Очень её любил, но, как говориться, не сложилось. А вчера я случайно узнал, что она беременна. И это мой ребенок.
— Ну, что? Здорово! Рада за тебя, — это был скорее сарказм, потому что мне действительно нравился этот мужчина. Не готова я была к тому, что меня бросают. И вообще, как меня такую милаху можно бросить? Оказывается, можно!
Нет, я все понимала, и действительно, где-то очень-очень глубоко была рада за Никиту, но девочкам свойственно обижаться. Тем более тут откровенно заявили о том, что кто-то оказался в его постели в тот момент, когда он мне начал нравится. Уязвленное женское самолюбие не могло это простить. Но ведь и дать эту самую постель ему я не могла.
— Это Морозова? — почему-то захотелось поинтересоваться, вспомнив тот момент, когда она рассказывала мне о их давней связи.