– Всë правильно, – нарушил тишину Монг, наблюдая за воинами. – Ей тут не место. К тому же я видел, как смотрит на тебя, будет мешать.
– Смотрит? Ты о чём?
– Не прикидывайся, сам знаешь. Влюблённо смотрит, как собака на хозяина. Уже готова прям здесь накинуться и, ну ты понимаешь о чëм я. Под венец. А вместо внимания и заботы, ей приходится таскаться с чёрствым сухарём, что не видит дальше носа.
Монг почесал небритый подбородок, теперь смотря как те двое окружили и методично располовинили другого оборотня. – Что скажешь в своё оправдание?
Я натянуто улыбнулся, понимая что друг прав:
– Каюсь, святой отец, грешен. Обещаю исправляться. Как на счёт начать завтра?
Мы оба невесело рассмеялись, вставая плечом к плечу. Скорее всего, «завтра» для нас не наступит.
Обратил внимание, как огромный воитель дерётся с последним выжившим. Талос выдрал из груди умирающего оборотня копьё. Зверь затрепыхался, как прижатое к ногтю насекомое, попытался защититься, лапы тщетно процарапали воздух. Ромбовидный наконечник опустился в глаз. Когда Талос разжал пальцы на трясущемся от вибрации древке, оборотень уже стих. Поросячьи глазки скосились по сторонам в поиске новых монстров, сотых или двухсотых по счету, но на ногах остались только воины союзных кланов. Обагрённые кровью, люди озирались, не веря. Победно взмывали мечи. Самые смелые снимали шлемы, хлопали по плечам товарищей. Всё случилось настолько быстро, что трудно поверить. В этот момент счастья, жизнь кажется действительно настоящей, стоящей чтобы биться насмерть. По топи прокатился предупреждающий звук горна. Воины-игроки, радостно крича, заспешили к своим коробкам, занимая места в строю. Дым от заклинаний почти развеялся, лишь кое-где ещё тлеют отдельные шерстяные островки. От крепостных стен, до ощетинившихся пиками стальных коробок, земля утанула в коричневом одеяле скелетов и оборотней. Среди месива раскрытых пастей, пробитых черепов, искорёженных мечей и разбитых деревянных щитов, заметнее всех двухметровые доспехи Рыцарей Смерти. Неужели кому-то удалось сразить. Я протёр глаза. Может, показалось, всякое бывает. У одного Рыцаря нет руки. Кто-то неимоверно сильный постарался, отшвырнув далеко в сторону. У второго, в разрезе шлема, ветер треплет белое оперение стрел, а в груди зияет знакомый мне двуручник со львом в эфесе. Прижавшись спиной к гиганту и опустив голову, застыл Комар. Я проникся уважением к недавнему врагу. Перерождения не будет. Если умрёшь, то навсегда, и он наверняка это знал, но бился за свои взгляды до конца.