И снова будут они вместе.
Навсегда.
– Ленка, а зачем ты мне все это говоришь? Ты сама все решила. Сама решилась на залет. Теперь говоришь, сама все разрулишь. Флаг тебе в руки. Я-то при чем?
Поговорили…
Она домой пошла. Брела дворами, поскуливала, подвывала побитой собакой, размазывала по лицу тушь со слезами. Потом умывалась на колонке. Нельзя же в таком размазанном виде с выпускного вернуться. И мать, и бабушка сразу уцепятся: «Что случилось? Чего да как…»
– Ты чего так рано? – бабушка сразу забеспокоилась, увидев внучку в прихожей.
– Да… Я это… Переодеться пришла. Не могу на каблуках танцевать. Все переодеваться пошли. Ну почти все…
– А Эля?
– Что Эля? А … Она не хочет. Ей и так хорошо.
Пришлось возвращаться в школу. И даже плясать там. Хотелось забиться куда-нибудь подальше и плакать, а надо было улыбаться и плясать.
Решение подсказала мать. Нет, Ленуся ей ничего не рассказала. Она б себе язык скорее откусила. Мать с бабушкой на кухне чай пили. Ленуся хотела зайти в кухню, но на свое счастье не успела. Услышала обрывок разговора и затихарилась мышкой в темной прихожке.
– Как бы она мужу про аборт объяснила? Взрослая баба, а таких вещей не знает. Дурища.
Кого поносила мать было не важно, но тема была Ленусе ой как близка.
– А я ей и говорю: «Аскорбинку купи». Она глаза вылупила, не понимает. «Купи, баночку аскорбинки, горошки желтые, сто штук, и сожри за раз. И на аборт бежать не придется. Средство проверенное.
Развернувшись, Ленка рванула в аптеку.
Может помогла та баночка копеечных витаминок, а может Ленуся зря тряслась, не было у нее никакой беременности. А задержка, что ж, мало ли какая была причина, женский организм – дело темное. Только уже на следующий день все Ленкины проблемы смыло багровой струей. И никогда еще она так не радовалась «красному дню календаря».
***
Эля в Ленинграде не осталась, мать не позволила. Как увидела расхристанный тараканник – общагу университетскую, так и развернула лыжи:
– Дома педунститут закончишь. И не реви. Нечего!
В октябре Юрка уходил в армию.
– Ленка, пойдем пацанов проводим. Девчонки с класса собираются. Завтра утром на вокзале, – Эля только что встретила на улице одноклассницу и услышала об этом, но делает вид, что знала об этом всегда.
– Да па-а-аш… – Ленуся хотела сказать: «Да пошел он! Провожать я пойду! Пусть колбасой катится!»
Но остановилась.
Элька же не в курсе того ужаса, что она пережила. Перетерпела под боком у сестры, а та и не заметила. Не обратила внимания. Не до того ей было. Своими планами наполеоновскими занята была, по сторонам не смотрела. А теперь она, Ленуся, свободна. Больше не висит над ней дамоклов меч незваной беременности. Но Юрку она не простила. И не простит. Трус. Паскудник. Дерьмо собачье. А провожать она пойдет. Плюнет ему вслед так, что задымится: пусть, пусть катится в свою армию. Без него воздух свежее будет.