Рябинка потерла плечо – сквозь прорехи в рубахе проглядывал белый шрам от ожога. Она говорила отстраненно, но последняя фраза отдавала горечью. Ярина не стала расспрашивать, да и они уже вышли на прогалину, где стоял дом.
– Ой, черепушки! – раздался звонкий голос. Бессловесные стражи вызвали у Ивушки бурю восторга. Она вырвалась и принялась прыгать у частокола. С ее ростом достать до верха не получалось, но русалочку это не волновало.
Черепа такое внимание не заметить не могли: глазницы налились светом, зубастые рты распахнулись. Ивушка взвизгнула от восторга, она бы вновь попыталась подпрыгнуть, как ворота отворились.
– Это что тут такое? – пробасил Торопий. – Кто балует?
– Здравствуй, дяденька! – Русалочка ничуть не смутилась, лихо поклонившись до земли. – Мы в гости.
Домовой, уперев руки в боки, разглядывал пеструю компанию. Ярина не знала, что он прочитал по ее лицу, но кустистые брови сошлись на переносице. Ничего хорошего это не предвещало.
– Лахудры в дом, – скомандовал он непреклонно. – Лешачка в баню. Да поживее!
Ярина тяжело вздохнула. В баню так в баню.
Когда Ярина вернулась в дом, никто не скучал. Ивушка крутилась перед зеркалом, изучая щедро намазанное целебной мазью лицо. Завернувшиеся в лоскутные одеяла сестры пили ледяную ягодную воду, домовой старательно штопал дыры на их сорочках. В тихом бурчании едва разбирались отдельные слова: «лахудры», «неряшество» и «безобразие». Сидели русалки недолго. Когда последняя дыра скрылась под заплаткой, засобирались в дорогу.
У ворот Рябинка обернулась, с торжественной серьезностью сказав:
– Обращайся, если что. Отца не слушай. Позлится и отойдет. Нам держаться друг друга надо.
Потекли ленивые весенние деньки.
Два дня Ярина вставала поздно, когда солнце уже золотило верхушки деревьев. Завтракала, помогала домовому хозяйничать. Ожерелье больше не дурило, не пыталось выплеснуть нескончаемый поток образов. Теперь Ярина могла высидеть в нем по несколько часов кряду, хотя на ночь все равно снимала. Но это не спасало от тоскливых, наполненных женским плачем, снов.
Жаль, покой оказался мимолетным.
На третий день Ярина жевала пирожки и корпела над книжным переводом. Дело почти не двигалось. Наверное потому, что она больше разглядывала сокровища, чем вникала в мелкую паутину вязи, но признаться в лени было стыдно.
Вой за окном едва не заставил подавиться, хотя пора бы уже было привыкнуть. Ее безмолвные стражи завывали каждую ночь, видно, не давая колдуну подобраться поближе. Вряд ли у кого другого хватило бы храбрости сунуться в лес среди ночи, когда из оврага выползало не пойми что.