— Да.
— Кто он?
— Алексей Кедрин.
— Что?!.
Галина не ответила, прошла в переднюю и вернулась одетой в пальто. Никита тяжело поднялся.
— Ты уходишь сейчас?
— Да. Чемодан уже собран. Не беспокойся, я взяла только самые необходимые вещи и немного денег.
— За кого ты меня принимаешь?
— Не оскорбляйся, Никита, так нужно.
В глазах у него плескалось смятение.
— Ты так заявляешь, будто уходить от мужа тебе приходится не первый раз.
Галина грустно улыбнулась.
— Ты говоришь глупости, Никита.
— Но куда ты пойдешь ночью? Переночуй хотя бы…
— Нет, Никита, нет, — сказала она, не глядя на него. — Не могу…
Гурьев медленно обошел вокруг стола и, не глянув на нее, скрылся в спальне.
Галина взяла чемодан, прислушалась — в спальне было тихо. Обвела взглядом комнату и вышла.
7
В небольшом домике Климовых, построенном самим Иваном Ивановичем на краю города, тоже горит свет. Климов сидит у стола, склонив тяжелую от хмеля голову на жесткие кулаки. Глаза слипаются, а жена вот уже битый час «пилит» за то, что ушел еще засветло и пришел «выпивши». И теперь Климов вяло оправдывается:
— Не зуди, хоть сегодня не надо, — трудно ворочая языком, говорит он Насте. — Уеду ведь завтра… Эка, прорвало тебя… Ну, выпили малость… Не один ведь я, а с ребятами. Собрались и выпили… Не на гулянку ходил, как ты не поймешь? Производственное совещание было у нас — производственное, во!..
А жена будто и не слышит его. Качая на руках ребенка, она ходит по комнате, посверкивает сердитыми глазами и говорит, говорит…
— Ушел и пропал. Нет, чтобы с детьми, с женой побыть… Кто ж так делает? Тебе и не жалко нисколько семьи-то! Уедешь опять на целый год, а тут одна вертись, как хошь…
— Преувеличение, — с трудом выговаривает длинное слово Климов.
— Чего?
— Про целый год преувеличение… Бурильщик Иван Иванович Климов никогда не покидал родного дома на целый год.
— Ага, значит, тебе хочется по целому году не бывать, да?
Климов злится, но не подает вида.
— Отстань, пила, — устало говорит он и начинает стаскивать с ноги сапог. Сапог не поддается, и Климов злится еще больше. — Отстань, кому я сказал!
Настя останавливается. Климов боится взглянуть на нее, старательно возится с сапогом.
— Хорош, нечего сказать, — нарушает минутное молчание жена. — Докатился, что сапог снять не можешь…
— Эх, ты-ы-и, — чуть не плача, тянет Климов. — Что ты понимаешь, а? Ничего ты не понимаешь. Ведь завтра уезжаем, в сте-е-епь… — Поднял узловатый указательный палец. — Ругаешься вот, а я на совещании выступал, мне Вачнадзе руку жал, спрашивал: «Не подведешь, Иван Иванович?». Не подведу, говорю, Лазарь Ильич, полная надежа на меня у вас должна быть. Во, поняла?