— Что так? — сразу посуровел Алексей.
— Да ведь что, — вытирая руки о фартук, повернулась к нему тетя Шура. — Почему не заботишься о народе-то? Ты знаешь о том, что жрать через два дня нечего будет, а? Знаешь?
Она наступала на него и говорила, говорила без остановки:
— Картошки осталось на четыре дни, ежели тянуть-растягивать, муки тоже на четыре, гречка кончилась, риса только на сегодня, мяса на два борща…
— Погоди, да погоди же! — остановил ее Алексей, отступая к двери. — Не кипятись, пожалуйста… Давай-ка присядем да обсудим все спокойно.
Разговаривали долго. Ходили в кладовую, в подвал, взвешивали, прикидывали, чертили на листке бумаги…
— Да-а, незавидные наши дела, — наконец сказал Алексей, поглядывая на мрачное лицо тети Шуры. — Дня на четыре продуктов хватит, а там… Ох, тетя Шура, не пойму только одного, почему вы молчали до сих пор?
Тетя Шура шумно вздохнула.
— Затмение какое-то нашло, Лексей Константиныч… Ждала. Все думала, вот-вот подвезут, вот-вот подвезут… Н-ну, своими бы руками расправилась с этим недоделанным кутенком…
— Это с кем? — с изумлением глянул на повариху Алексей.
— С кем же больше?.. С Куцыным! Ему доверили это дело. Снабженец, пропади он пропадом!.. И фамилия-то какая — Куцын, словно бы щенок без хвоста.
Алексей горько усмехнулся и задумчиво потер щеку.
— Буйная вы женщина, а я не знал…
— Будешь буйной, — сердито махнула рукой тетя Шура и тихо добавила: — Боюсь я, Константиныч, боюсь… Что делать-то будем, ежели что, а? — И не дождавшись ответа на свой тревожный вопрос, продолжала: — А тут еще новый год у порога — угостить ребятишек надо бы чем повкусней… сам, поди, понимаешь.
— Ну, это само собой, — согласился Алексей и тяжело поднялся. — Пойду радировать. Аркашку заставлю, чтоб через каждые три часа дергал их за нервы. Да!.. Только об этом пока никому ни слова, хорошо?
— Ладно уж, — сказала повариха, принимаясь чистить картошку, — не глупенькая, чай, понимаю.
Бабье сердце отходчиво. Успокоилась и тетя Шура. Теперь она знала, что дело в верных руках, что Константиныч сделает все, чтобы выкрутиться из тяжелого положения. «Такой молодой, — думала она, — а такой хозяйственный… сильный. Одно слово, мужик… Ох-хо-хохоньки, счастлива будет с ним та, которую он выберет. Как сыр в масле будет купаться…» Мысли текли легко и плавно, как тонкая картофельная кожура из-под ее ловких привычных рук.
* * *
Алексей вошел в комнату, отведенную под радиорубку. Радист Аркаша Кудрявенький — юноша с бледным болезненным лицом и большими синими глазами — возился у аппаратуры.