Видимо, у нее как-то изменилось лицо, иначе он не спросил бы с такой тревогой в голосе, что с нею. А что она могла ответить?
— Вот как, — пробормотала она и высвободила руки из его рук.
Отошла. Потом спросила:
— А как же я? — И круто повернувшись к нему, смотрела во все глаза на него и ждала, ждала, что он ответит.
Он развел руками. Потом вдруг поднялся со стула, шагнул к ней:
— Галина, уйдем отсюда! Вместе! Прошу тебя…
Она не ответила. Прошлась по комнате, искоса взглядывая на него — растерянного и ждущего. Что ему сказать? Что она уйдет от мужа, что это дело решенное, давно, может быть, еще до их встречи? А нужно ли говорить?
Она спросила:
— Алеша, это далеко отсюда, куда вы едете?
— Около ста километров, — нехотя ответил он, и в его голосе она почувствовала обиду. И как он не может понять?
— Мне будет тяжело без тебя, родной… Нелегко будет…
— Мне тоже… Уйдем, прошу тебя!.. Я все время буду думать там о тебе… тосковать… Уйдем отсюда…
Она готова была расплакаться, но через силу улыбнулась и сказала:
— Не нужно, не говори об этом… Это лишнее сейчас.
Алексей вздохнул.
— Хорошо, я ухожу… До свидания, — он повернулся и пошел к выходу.
— Ты уходишь?! — тоскливо воскликнула она. — Алеша!
Он остановился, медленно повернулся. Какое грустное и обиженное лицо у него!
— Мне лучше уйти, Галина.
Она подошла к нему, поднявшись на цыпочки, обняла за шею.
— Алеша, родной, не обижайся… Я так… так люблю тебя…
…Он ушел, а она сидела и тихо плакала — слезы как-то облегчали, успокаивали. Что, в сущности, произошло? Ничего особенного. Этого нужно было ожидать: такова жизнь буровика-разведчика, сегодня он здесь, а завтра — там… Но ведь дело не в этом…
…Галина ходит по комнате, кутается в пуховую шаль. В темноте светится зеленый глазок радиоприемника. Прозрачная мелодия штраусовского вальса медленно и плавно кружит в воздухе, вызывает непрошеные воспоминания…
2
Галине было уже четырнадцать, когда ее отец, инженер по бурению нефтяных и газовых скважин, добровольно ушел на фронт. Ушел в первый день воины, в знойный, наполненный удушливой жарой июньский день 1941 года. Забудет ли она когда-нибудь этот день? Едва ли. В ее памяти, в сердце он запечатлелся, как фотография, которая со временем не только не тускнеет, но становится отчетливей, ярче…
Утром 22 июня 1941 года, когда они еще спали (они — это Галина и брат Анатолий), отец ушел из дому. Вернулся после полудня. Было жарко, душно. В горячем воздухе (даже из окна было видно) висела густая коричневая пыль. Отец пришел уставший и взволнованный. Пряди черных вьющихся волос прилипли к высокому выпуклому лбу. Мать, измученная ожиданием, с немой надеждой посмотрела на него покрасневшими от слез глазами. Отец молча кивнул. Мать всхлипнула и, закрыв лицо ладонью, подняла с пола зеленый рюкзак. Подала отцу. Они ни о чем не разговаривали, видимо, переговорили обо всем ночью, когда их не могли услышать дети…