Оставив соху в борозде, я взобрался на лошадь и не спеша поехал в деревню. У околицы нагнал человека с котомкой за плечами. Когда он оглянулся, я увидел, что это — наш учитель. Придержав лошадь, поздоровался:
— Здравствуйте, Степан Иванович!
— Добрый вечер, Кирилка! С поля едешь?
— Пахал… Кроме меня некому.
Я спешился, пошел, ведя лошадь в поводу.
Степан Иванович вздохнул:
— Что и говорить, нелегко тебе живется, сынок. Впрочем, без труда и без забот нынче одни господа живут, а нас поит и кормит труд. — Он пристально посмотрел на меня и вдруг сказал уверенно: — Вот что, дружок, парень ты смышленый, тебе дальше учиться надо. Поступай на подготовительное отделение учительской семинарии. Выучишься, станешь учителем. Великое это дело — нести народу свет знания.
До самого моего дома Степан Иванович говорил со мной, растолковывал, куда подать прошение о том, чтобы быть допущенным к вступительным экзаменам, как к этим экзаменам подготовиться. Я внимательно слушал, стараясь запомнить каждое слово. У ворот поблагодарил учителя за добрый совет.
Мать, кормившая кур у крыльца, спросила, когда я завел лошадь во двор:
— Ну как, много вспахал?
— Порядочно, — ответил я, замирая от страха, что, может быть, она уже слыхала от соседей, что я проспал полдня на меже.
Но она, как видно, ничего не знала и осталась очень довольна, что сын хорошо потрудился на пашне.
Хоть я как будто и выспался днем, но после ужина снова крепко заснул и проспал до утра. Хорошо отдохнувший и мучимый угрызениями совести, я в тот день работал как следует. Через несколько дней уже боронил, а там и засеял.
Все лето провел я в крестьянской работе, то вместе с матерью косил сено, то жал хлеб. Но что бы я ни делал, меня не оставляла мысль об учительской семинарии.
«Главное — выучиться, — неотступно думал я, — тогда я смогу выйти на твердую дорогу».
Осенью я сказал матери, что хочу идти учиться.
Мать ответила:
— Тут не то, что учиться, жить — нету сил. Ученье не для таких бедняков, как мы. Уедешь на чужую сторону, кто тебе там поможет? К тому же я стала стара, слаба. Лучше наймись-ка ты в работники, вот хоть бы к Миклушу… Будет тебя поить-кормить да еще заплатит сколько-нибудь.
Но я упорно стоял на своем:
— Останусь в деревне, весь век проживу в батраках, а на старости лет пойду по миру, как дед Микипор…
Мать знала о том, что горька судьба батрака, что сколько ни работай, все равно его ждет нищета.
— Может, вправду, пустить, — задумчиво проговорила она.
Мое сердце радостно забилось.
— Пусти, от ученья ничего, кроме добра, не будет. Ведь говорят же: ученье — свет.