Засвисти, запой,
Не грусти, не горюй.
Хоть я уеду,
Тебя не забуду.
Выпили мы брагу,
Дрожжи остались.
Выпили мы пиво,
Ковши остались.
Мы уезжаем,
Хозяева остаются…
Олатай наклонился к Кавришу:
— Вот что я тебе скажу: поезжай-ка и ты с ними к Козьмодемьянску.
Зная, что Кавриш — человек себе на уме, он пытливо взглянул ему в глаза, как бы спрашивая: «Можно на тебя положиться? Не предашь?» Потом продолжал, понизив голос:
— Надо убрать Мирона Мумарина. Он здесь у нас первый заводила… Да и Стопана с ним заодно. Во время драки-то легко изловчиться да и прикончить. Никто не заметит, никому и в голову не придет, что это наших рук дело: убили и убили, на то и война… Исполнишь, что я тебе говорю — не раскаешься. Угоди боярам — они тебя за это к службе какой-нибудь приставят, заживешь припеваючи.
Кавриш в восхищении качает головой:
— Ну, и умен же ты, друг Олатай! Сразу видно, что родился именитым человеком.
— Да, я именит, — самодовольно отозвался Олатай. — Деды мои и прадеды были тарханами. Наш род-идет от самого Мамич-Бердея.
— Знаю, знаю, от стариков наслышан, — с угодливой почтительностью говорит Кавриш.
Зачерпнув ковшом браги, он начинает подпевать царевококшайскому гостю:
Село большое,
Село доброе,
Много в нем девок,
Много в нем баб.
Не хочется уходить,
Да настала пора.
Олатай слушает, поглаживает черную бороду, а в глазах у него — хитрая усмешка.
Двор Олатая, окруженный изгородью из жердей стоит у самой опушки леса. Сразу за изгородью начинаются заросли мелкого кустарника и осинник.
Притаившись у изгороди, Келай ждет, когда во дворе покажется Ярвика.
Наконец, она вышла из-за кудо с лукошком в руках.
Утреннее солнце только-только поднялось из-за леса, его лучи играют на серебряных украшениях девушки.
— Ярвика! — окликнул Келай. — Отец дома? Мне с ним кое о чем потолковать надо.
Ярвика подошла к изгороди. Лицо ее было грустно.
— Келай, неужели и ты уходишь на войну? — тревожно спросила она и глубоко вздохнула.
— Э-э, мое дело сторона! — беззаботно ответил Келай. — Две собаки грызутся — третья не лезь.
Еще не так давно Келай, задумав разбогатеть, присоединился к разинцам. Тогда вольница одерживала верх над боярами, и Келай шумел пуще всех, азартно бил купцов, а еще азартнее грабил торговые караваны. Батрак, прежде не имевший ни гроша за душой, он теперь черпал деньги пригоршнями.
Сегодня Келай приоделся особенно щеголевато. Глядя на него, никому и в голову не пришло бы, что еще недавно он был нищим. На нем белоснежный кафтан, перепоясанный алым, как заря, кушаком с кистями. Серебряная тесьма, которой обшита его одежда, так и сверкает. Держится Келай важно, как будто он не только богат, но уже и именит.