Неправды русской власти. «Ныне ваше время и власть тьмы» (Толстой) - страница 77

Итак насилие является только вследствие общей идеи, а более общая идея только вследствие насилия. – Только таким путем развивается более и более общая идея справедливости во всем человечестве и до бесконечности приближается к недостижимой вечной идее справедливости.

Насилие всегда остается, но в области более общей идеи оно всегда менее, чем в области более частной идеи; ибо самая общая идея справедливости включает в себе идеи общей свободы и равенства и отсутствия насилия, а самая частная идея справедливости заключает в себе только идеи частной свободы и равенства и права насилия.

Достижение общей идеи справедливости, и совершенное уничтожение насилия, следовательно, возможно бы было тогда, когда бы все человечество в одно время имело одну и ту же идею. Самое далекое состояние человечества от общей идеи справедливости и самое полное насилий было бы то, когда каждое лицо имело бы свою особую частную идею справедливости.

Очевидно, что в первом случае жизнь человечества прекратилась бы от отсутствия потребностей жизни, во втором случае – от бесчисленности противоположных потребностей. В первом случае уничтожается цель деятельности, во втором одна деятельность исключает другую.

Вечное движение от низших областей идеи справедливости к высшей есть вечная задача человечества. Чем ближе к первому и общему, тем оно стоит выше (дальше на пути развития, дальше потому, что не может возвратиться назад), чем ближе к второму случаю, тем ниже. Задача его есть уничтожение насилия посредством насилия.

Следовательно, отвечая на вопросы, которые я себе задал сначала, говорю. Сила, которой подчиняются люди против своей воли и которую называют деспотизм, насилие, есть менее справедливая идея, хотящая подчинить себе более справедливую идею.

Причина этой силы есть разномыслие людей, конец ее есть единомыслие. Чем выше область идеи, в которой люди единомышленны, тем менее жестоко это насилие.

Но власть, или насилие, имеет свои орудия: народность, войну, торговлю. А мысль имела свои орудия: проповедь, выбор, книгу. Теперь время сознания этой силы.

Любезный брат!

Такое обращение я счел наиболее уместным потому, что обращаюсь к вам в этом письме не столько как к царю, сколько как к человеку – брату. Кроме того еще и потому, что пишу вам как бы с того света, находясь в ожидании близкой смерти.

Мне не хотелось умереть, не сказав вам того, что я думаю о вашей теперешней деятельности и о том, какою она могла бы быть, какое большое благо она могла бы принести миллионам людей и вам и какое большое зло она может принести людям и вам, если будет продолжаться в том же направлении, в котором идет теперь.