На просьбу Коллонтай о прекращении командировки из-за ухудшения здоровья НКИД отреагировал быстро – согласием. В мае 1927 года Коллонтай оставила в дневнике такую запись: «Конец моей работы в Мексике. Надо бы радоваться, а я почти огорчена. Сейчас я уже втянулась в работу и привыкаю к климату и высоте. И работа становится интересней. Но перерешать нельзя».
За день до отъезда с Коллонтай произошёл курьёзный случай. На прощальном вечере сотрудники полпредства хором пели русские песни. Проходивший по улице полицейский патруль, услышав странные песнопения, принял их за религиозный обряд явно не католического богослужения, и поэтому, когда Коллонтай появилась в дверях, её арестовали за нарушение действовавшего тогда в Мексике запрета на проведение религиозных мероприятий. Разумеется, вскоре недоразумение было улажено[10].
Если «большевистские дипломаты» могли, по крайней мере, «заниматься пропагандой и исподволь готовить мексиканских коммунистов к захвату власти в стране», то мексиканским дипломатам в России заняться было нечем.
Первым посланником Мексики в Советской России стал Басилио Вадильо. Он вручил верительные грамоты председателю ЦИК СССР Михаилу Калинину 19 ноября 1924 года. Вадильо был участником мексиканской революции 1910–1917 годов, обладал необходимым опытом и наблюдательностью, чтобы оценить политические тенденции в Советской России с точки зрения интересов Мексики. Одну из своих депеш в Мехико Вадильо так и озаглавил: «О большевистской опасности». В числе опасных агентов Коминтерна Вадильо назвал Бертрама Вольфа, мексиканского представителя на V конгрессе Коминтерна в Москве: «Я уверен, что Вольф является секретным агентом русского правительства и [кадровым] пропагандистом Интернационала». Информация о враждебности Коминтерна поступала практически из всех посольств и консульств Мексики.
Другой мексиканский посол – Хесус Силва Эрцог – оставил мемуары о пребывании в Москве. В них нет ни слова о конкретных делах, о попытках сдвинуть с мёртвой точки двусторонние отношения. Посол в деталях описал экскурсию в Ленинград, посещение Эрмитажа, Петропавловской крепости, Летнего дворца с Янтарной комнатой. Чуть позже вместе с семьёй он совершил «ознакомительную» поездку по России: на поезде – до Нижнего Новгорода, потом на пароходе по Волге, с посещением Казани, Самары, Саратова и Сталинграда. Затем доехал по железной дороге до Новороссийска и морем – в Сочи. Несколько дней курортного отдыха и затем – возвращение в Москву. В советской столице он чувствовал себя неуютно: «С первых дней Москва произвела на меня не совсем благоприятное впечатление: ужасный холод, люди, одетые в поношенную одежду, трудности с транспортом. Но особенно тяготили бесконечные очереди москвичей на улицах холодным утром или вечером, чтобы купить фунт хлеба. Признаюсь, что в силу моей мелкобуржуазности я привык к другому образу жизни».