.
Эти переживания плохо сказывались на творчестве Эрьзи, и к тому же его стали соблазнять огромными деньгами за продажу «оптом» всех работ в американские музеи. Папоров решил надавить на бюрократов в Москве через аргентинскую компартию:
«Я приехал к Хорхе Виале, который работал нотариусом и был членом компартии, связником. Через него проходили документы, деньги, шифрованные сообщения. И я объяснил ему: «Ситуация с Эрьзей складывается так, что подрывается авторитет Советского Союза». Он меня очень быстро понял, и в тот же день в ЦК аргентинцы отправили об этом сообщение. И я параллельно переговорил с поверенным в делах, высказал ему своё мнение об этой уже четырёхлетней волоките с возвращением скульптора. В результате, 15 июня 1950 года ни свет ни заря раздаётся звонок из посольства: «Одевайся и приезжай». И мне вручают шифрованную телеграмму, в которой содержится это окончательное решение высылать Эрьзю со всеми вещами, работами как можно скорее. Рабочие из «Славянского союза» снова забивают 97 ящиков, в которых 180 скульптур из дерева, гипса, бронзы, мрамора. 175 тонн!»
Был арендован итальянский пароход, который доставил Эрьзю в румынский порт, а оттуда его вместе с драгоценным грузом перевезли в Одессу. У мастера начался советский период жизни и творчества…
По словам Папорова, его собственная командировка в Аргентину завершилась в конце августа 1950 года, дней через 10 после него страну покинул Эрьзя. В Москве они больше не общались, потому что Папорову пришлось поменять место работы. Его вызвали в ЦК партии, где сотрудник из внешней разведки предложил молодому дипломату перейти к ним на работу. «Я стал отказываться, – вспоминал Папоров, – но против решения ЦК ничего сделать было невозможно. Эта служба тогда находилась вне КГБ, называлась – «Комитет № 4 Совета Министров СССР». Вот так я и попал в разведку».
Папоров проработал в Комитете № 4 несколько лет. На больший срок его не хватило. В книге о Григулевиче Папоров назвал причины своего ухода из разведки: «Дискомфорт, невозможность работать осмысленно и в полную силу с некомпетентными коллегами, не обладающими достаточной культурой, общими и профессиональными знаниями, с психологией грубых, неотёсанных, всегда готовых на подлость людей»[138]. Вот такие резкие слова, за которыми наверняка скрываются какие-то острые конфликты Папорова с бывшими сослуживцами.
Впрочем, о начальнике разведки Короткове Папоров отозвался хорошо: «Меня он понял и, дав умный совет, помог мне безболезненно уйти из разведки. Он был председателем спортколлектива ПГУ, а я – его заместителем»