Водитель тоже взял чашку с бульоном и заметил, выставив ноги наружу, что похолодало. Джоанна с горечью посмотрела на него, и я рассмеялся.
Он оценивающе взглянул на меня и сказал:
— Может, вы и обойдетесь без доктора.
Мы направились в Лондон.
— Кто это сделал? — спросила Джоанна.
— Я скажу тебе потом.
— Ладно. — Она не настаивала, нагнулась над сумкой и вытащила теплые тапочки, толстые носки и свои длинные рейтузы. — Сними брюки.
— Не могу расстегнуть молнию, — иронически пожаловался я.
— Я забыла…
— Ничего, я надену носки, если не справлюсь с брюками. — Я даже сам слышал в своем голосе страшную усталость, и Джоанна, ничего не говоря, встала на колени в покачивавшейся машине, сняла мокрые и надела сухие носки на мои безжизненные ноги.
— Замерзли, — проговорила она.
— Я их не чувствую. — Лунный свет ярко сиял за окном машины. И я посмотрел на тапочки. Они были слишком большие для меня и, конечно, для Джоанны.
— Я всунул ноги в шлепанцы Брайена? — спросил я.
После паузы она равнодушно сказала:
— Да, это тапочки Брайена.
И куртка?
— Я купила ее как рождественский подарок.
Вот в чем дело. Не самый подходящий момент для такого открытия.
— Я не подарила ее, — заметила она, помолчав, будто приняла какое-то решение.
— Почему?
— Не подходит для респектабельной жизни в престижном пригороде. Вместо нее я подарила булавку для галстука.
— Она больше подходит, — сухо согласился я.
— Прощальный подарок, — спокойно сообщила она.
— Прости. — Я понимал, что для нее это нелегкое решение.
Она глубоко вздохнула:
— Ты сделан из железа, Роб?
— У меня чувства из железа.
Такси мчалось на большой скорости.
— Мы с трудом нашли тебя, — поменяла она тему разговора. — Понимаешь, оказалось, это большой район.
Спина и плечи ужасно болели, я сидел, прислонившись к твердой спинке, и от этого боль становилась сильнее. Я пересел на пол и положил голову и руки на колени Джоанны.
Я привык падать, вылетая из седла, особенно во время первого сезона, когда-был еще неопытным жокеем, а лошади мне доставались самые плохие. Редко на мне не бывало синяков и кровоподтеков, несколько раз я ломал небольшие кости, лошадь ударяла меня копытом, и раза два или три я ходил с вывихом суставов. Но эти мелкие неприятности не оставили следа на моем оптимизме и хорошем самочувствии. Казалось, что я, как и большинство других жокеев, родился со своего рода упругой конституцией, которая позволяет перенести удар копытом и быть снова в седле если и не на следующий день, то все же гораздо раньше, чем медики считают нормальным.
На практике я научился некоторым методам, как избавляться от болезненного состояния; главный из них заключался в том, чтобы не обращать внимания на ушибы и думать о чем-нибудь приятном. Но этой ночью проверенная система действовала не очень успешно. Например, она не действовала, когда в теплой комнате Джоанны я сидел в легком кресле и смотрел, как постепенно пальцы меняют цвет от изжелта-белого до грязноугольного, потом от иссиня-красного до красного.