Она отодвинула пустую тарелку и сказала:
— Ну а теперь в чем дело?
Я рассказал об Арте. Она внимательно слушала и, когда я закончил, проговорила:
— Несчастный человек. И несчастная его жена… Почему он это сделал, как ты думаешь?
— Наверно, потому, что потерял работу. Арт так любил совершенство во всем. И он был слишком гордый… Он никогда не признавал, что допустил какую-то ошибку… Думаю, он просто не мог смотреть в лицо людям, которые знали, что ему дали пинка. Но странная вещь, Джоанна, для меня он оставался таким же совершенством, как и раньше. Я понимал, что ему тридцать пять, но ведь это не старость для жокея, и, хотя все видели, как он и Корин Келлар, тренер, который его уволил, страшно ссорились, если их лошади проигрывали, Арт ничего не утратил в своем стиле, его мог бы нанять кто-нибудь, пусть и не в такие престижные конюшни, как у Корина.
— Я правильно поняла, ты считаешь, что смерть для него была предпочтительнее сползания вниз?
— Да, похоже, что так.
— Надеюсь, когда придет твое время уходить, ты не будешь пользоваться такими сильнодействующими средствами, — заметила она. Я улыбнулся, и она добавила: — Кстати, что ты думаешь делать, когда уйдешь?
— Уйду? Я еще только начинаю, — удивился я.
— И через четырнадцать лет ты станешь второразрядным, разбитым, желчным сорокалетним человеком, слишком старым, чтобы начать жизнь снова, и не имеющим ничего за душой, кроме воспоминаний о лошадях, которые никто не хочет слушать. — В ее голосе звучала досада и раздражение от нарисованной перспективы.
— И с другой стороны, ты, — подхватил я, — будешь толстое, средних лет контральто дублирующего состава, которое боится потерять внешность и озабочено тем, что голосовые связки все больше и больше теряют эластичность и уходит точность звучания.
— Какая мрачная перспектива, — засмеялась Джоанна. — Но я понимаю тебя. И потому не пытаюсь разочаровать в твоей работе, хотя она и не дает будущего.
— Hq будешь продолжать отговаривать по другим причинам?
— Конечно. Это по сути пустое, непродуктивное, эскапистское[2] занятие, и оно побуждает людей растрачивать время и деньги на несущественное…
— Например, на музыку.
Она взглянула на меня:
— За это ты сейчас пойдешь и вымоешь посуду.
Пока я отбывал наказание за самую страшную ересь, возможную в семье Финнов, она снова занялась портретом, но наступили сумерки, и, когда я пришел с миром, предложив ей только что сделанный кофе, она оставила портрет до следующего дня. [2]
— У тебя телевизор работает? — спросил я, вручая ей чашку.
— Наверное, работает.