Первое время мне было плевать: московская жизнь и новые друзья настолько меня поглотили, что я безжалостно рассталась с челябинским прошлым, как будто его и не было. Однажды, уже на первом курсе, я позвонила ему пьяная с вечеринки (то были зимние каникулы, я прилетела в Челябинск). Мы о чем-то говорили, я просила его о встрече, он был рад меня слышать, но мои предложения сливал всякими «не могу», «занят», «девушке не понравится». Уже не помню, чем все закончилось, мне толком не давали поговорить, потому что вокруг все громко общались и смеялись.
После этого мы не разговаривали, а еще через несколько лет, когда я начала работать над собой и у меня уже были отношения, я захотела с ним поговорить, извиниться за то, что я была сукой, не ценила его чувств, поступков, отношения ко мне. Я не могла найти его контакт, поэтому спросила одного из его друзей, на что тот сказал: «Арсений попросил не давать тебе его контакты». Мне стало больно, но я решила с уважением отнестись к его решению. Он имеет право не хотеть общаться со мной и оберегать от меня свое личное пространство.
Вспоминать прошлое тяжело. В один из дней работы над книгой я, случайно найдя дома маленьких резиновых куколок – героинь мультика «Сейлор Мун», начала горько плакать. Плакать по детству, которое ушло, по прошлым отношениям – плохим и хорошим, – которых как будто и не было. Я вспоминала о тех людях, которые относились ко мне плохо, и о тех, к которым плохо относилась я. О тех, кто уже умер и кто еще жив. Сейчас, когда я пишу это предложение, мне 28 лет. 11 лет назад я села в самолет и улетела из Челябинска в Москву, притворившись, что прошлого нет. Конечно, у меня оставалась моя семья, друзья, но я почему-то сделала вид, что всей этой челябинской жизни не было. Почему? Потому что там была боль, а я по своей природе любой ценой стараюсь избежать боли, делаю вид, что ее нет, строю из себя женщину со стальной вагиной – и являюсь ей, но чаще трусливо притворяюсь. И, что самое печальное в этих бегах, – я бы даже сказала, скачках, – ты убегаешь не только от плохого, но и от хорошего. Да, мой брат называл меня толстой, выталкивал из комнаты и часто мной пренебрегал. Но именно он по вечерам, вместо того чтобы тусоваться с друзьями, учил меня водить машину – дедовскую «копейку» – во дворах на улице Кирова; он заступался за меня в школе, пока ее не окончил; он делился со мной деньгами, потому что свои карманные я тратила намного быстрее, чем он.
Отношения с мамой – да, были и остаются непростыми. Нам сложно понимать, слышать друг друга, вероятно, потому что мы слишком похожи и травмы у нас одни на двоих. Однако с мамой у нас было много трогательных моментов: все мои дни рождения были великолепны – гости, шарики, торты, горы подарков, или, например, наша совместная поездка в Лондон несколько лет назад. Мама всегда уважала мое личное пространство и никогда не заходила в комнату без стука, не важно, было мне 7 или 17 лет. Более того, она никогда не лезла в мою личную жизнь, за что я ей бесконечно благодарна. Когда я стала старше и в разговорах с друзьями начала подниматься тема отношений взрослых детей со своими родителями, я ужасалась, как некоторые мамы могут бесцеремонно влезать в жизнь детей. Моя мама всегда соблюдала дистанцию и не позволяла себе такого.