«Ишутинский кружок, с которым я познакомился еще летом 1865 года, — писал о них Худяков, — был одним из (замечательных явлений того времени. Идея добра соединила довольно тесно значительную кучку талантливых юношей, которые рано или поздно стали бы зерном обширного заговора. Эти люди отказались от всех радостей жизни и с самоотвержением молодости посвятили себя делу народного освобождения. Ермолов пожертвовал с этой целью всем своим состоянием (около 30 000 р. с.). Такие способные личности, как Ермолов, Николаев, Странден, Воскресенский, Оболенский, Маликов и др., всегда могли сделать много хорошего… Я не говорю уже о такой высокой и безупречной личности, которая бы сделала честь всякому поколению, какою был Д. А. Юрасов»>{136}.
Много лет спустя упомянутый Худяковым Л. Е. Оболенский, ставший впоследствии заурядным либералом-журналистом народнического толка, рассказал о том впечатлении, какое произвел на него самый быт ишутинцев. «…Зимой 1865 года, — писал он, — я близко знал такой кружок (состоявший из очень богатых людей, по большей части юных помещиков Саратовской губернии), который поселился в садовой беседке [4]. Отоплялась эта беседка небольшой железной печью, в которой постоянно приходилось поддерживать огонь, чтобы не замерзнуть. Только один из этой компании, страдавший наследственными ранами на ногах и самый молодой из всех (ему было в то время 19 лет), некто Е-в (Ермолов. — Э. В.) спал на железной кровати, поставленной в углу, Остальные спали вповалку на матрасах, положенных прямо на пол. В этой беседке жило 7 человек. Самому старшему Ю. (Юрасову. — Э. В.) было около 24 лет. Один из компании К. (Каракозов. — Э. В.), как самый сильный, взял на себя обязанность приносить воду и готовить обед. Весь обед состоял из хлеба и кусков говядины, которую жарил К. на сковороде, помещаемой на ту же чугунную печку, заменявшую плиту. Впрочем, и эта роскошь была дозволена ими себе впоследствии, по приказанию врача: сперва они решили питаться одной колбасой с хлебом, но через неделю у всех развились различные болезни желудка, пришлось обратиться к доктору, и вот почему режим был изменен.
Трудно поверить теперь, что все это делалось ради принципа. Но это было именно так: в одно из моих посещений этой знаменитой беседки я видел в небольшом кожаном саквояже, висевшим над постелью Е., шестнадцать тысяч рублей его собственных денег, назначенных на общественное дело»>{137}.
Но жизнь аскетов не лишала их присущего молодости жизнелюбия. Сходки часто превращались в вечеринки с вином, песнями, танцами и шутками. Они влюблялись, женились, ревновали и страдали от неразделенной любви. И, как все люди, имели немало недостатков.