При этом шуме коррехидор Хосе Кальсадо снова показался на балконе, по-видимому, нисколько не испуганный, а, напротив, очень довольный случаем выказать свое усердие и держать речь к народу. Почтенный коррехидор любил выступать с подобными речами в Бискайских провинциях, где родился. Он был членом кортесов[5] и не упускал ни одного случая поораторствовать, так, что его красноречие немало способствовало чрезвычайному продолжению каждого заседания. Поселившись в Пампелуне, преданный королю и министрам, он с нетерпением ожидал хорошего места, которое ему обещал граф Лерма, но тот, по-видимому, не торопился исполнить свое обещание, потому что видел в нем человека преданного, – а награда необходима была тем, кого еще нужно было привязать к себе.
Но признанный оратор был в эту минуту очень оскорблен, едва он собрал свои силы, чтобы закричать:
– Верные наваррцы!
Но его голос был покрыт криками:
– Долой коррехидора!
– Да здравствует король и его славный министр! – продолжал он, думая, что на такое вступление не может быть возражения.
– Долой графа Лерму! Долой министра!
– Я так и хотел сказать, мои любезные сограждане. Вы только хорошенько выслушайте меня. Мой единственный девиз такой: «Да здравствует наш славный монарх!»
Но шумное собрание беспрестанно прерывало оратора. Слышались со всех сторон упреки и брань, и толпа, подстрекаемая Хинесом и Трухильо, уже топтала ногами и рвала в клочки объявление.
Но этим война еще не кончилась. Коррехидор, стоявший на балконе, занимал крепкую позицию, которая позволяла ему защищаться от неприятеля. Перекрестный огонь не беспокоил его, покуда пальба ограничивалась холостыми зарядами брани; но близкое соседство овощного рынка скоро предоставило осаждающим хороший запас ядер и картечи. Коррехидор стал уже поглядывать с беспокойством вокруг себя, желая поскорей ретироваться, без урона для чести, но путь к спасению ему отрезали. Капитан Хуан Батиста Бальсейро, который по всем своим ухваткам походил на моряка, уцепился руками и ногами за один из столбов, поддерживающих балкон, и вскоре очутился позади коррехидора в ту самую минуту, когда тот хотел покинуть поле сражения. Бальсейро схватил оратора на руки и хотел бросить его на улицу. Толпа, не ожидавшая такой эффектной выходки, вдруг смолкла, как в интересном месте драмы, чтобы не прозевать ни малейшей подробности сцены. Коррехидор воспользовался этой минутой и закричал:
– Вы не хотите меня выслушать, но я стою за вас, граждане пампелунские! Я стою за вас, и одного с вами мнения. Да здравствуют наши фуэросы!