«Виновным себя в принадлежности к томской организации социалистов-революционеров я не признаю и никогда к таковой не принадлежал… По своим взглядам скорее мог бы разделить некоторые принципы социал-демократов, но ни в коем случае не социалистов-революционеров».
В строго классическом виде охота с подсадной уткой не увенчалась пиршеством. Пришлось несколько импровизировать. Причислить Куйбышева к лику эсеров. Кстати, их организацию только что выдал провокатор.
С ночи на пятнадцатое февраля все та же постановка. Вызов из тюрьмы. Расспросы о здравии, об условиях содержания. Добрые советы дворянина дворянину. «Извольте прекратить бесполезную игру. Подумайте о своем будущем, о матери-вдовице, тяжко обремененной содержанием малолетних дочерей… Начните давать показания. Все обойдется малым сроком. Мы знаем, социалисты-революционеры большого доверия вам не оказывали ввиду недавней принадлежности к эсдекам крайне левого толка. Большевики, ха-ха, одинаково нежелательны во всех кругах и общественных направлениях!.. Ну-с, я готов записывать».
Подталкивает, загоняет в угол жандармский подполковник. Понимает: для Куйбышева обвинение в уходе от большевиков к эсерам тяжкое оскорбление. На то и бьет.
Терпение. Еще терпение. Оно вознаградит за все. Революционера или жандармского подполковника?
Валериан на грани допустимого законами конспирации. В протоколе дознания: «…По своим взглядам скорее мог бы разделить некоторые принципы социал-демократов, но ни в коем случае не социалистов-революционеров!»
Руку помощи подполковнику Лукину протягивает Киев. Установлена личность Елены Финн. Она арестована, допрошена, в арестантском вагоне отправлена в Томск. Игре в кошки-мышки вот-вот конец.
Майский полдень. Все пронизано солнцем. Много света. И сидят они так близко. Стул против стула. Очная ставка.
Ее в самом деле зовут Лена, Елена. Она подруга сестры Нади по омской казенной гимназии, по коммуне. «Жить вместе, ни от кого не зависеть и чтобы много книг, тайных, запрещенных…» С субботы на воскресенье в коммуну приходит кадет Воля. Читают, обдумывают разное, все будоражащее.
Узнать друг друга, заглянуть в глаза, улыбнуться вполне можно. Скрывать знакомство — пустое. Псевдоним Елены раскрыт трудными усилиями трех губернских жандармских управлений: киевского, московского, екатеринославского. Нет Елены Финн. Есть Елена Ревзон. Двадцати трех лет. Лицо для государственной власти настолько опасное, что на самое короткое время нельзя отпустить в больницу немного подлечиться. Притом, что «Совещательное присутствие врачебного отдела губернского тюремного правления всеми голосами признает: дальнейшее пребывание в заключении угрожает полным, непоправимым расстройством здоровья».