«Служить России и бороться за нее», – вот что утверждалось добровольцами. И сугубое значение имело это, когда оно говорилось начальником перед строем своих подчиненных. Одним из таких был командующий 3-й ротой 1-го Офицерского батальона штабс-капитан Пейкер.
«Он обожал свою роту, но старался скрывать свою любовь за суровыми требованиями воинской дисциплины. И все же отеческая мягкость всегда чувствовалась в его обращении со своими офицерами», – записано о нем в воспоминаниях. Не сильно ли сказано: молодой офицер и «отеческая мягкость» в отношении таких же молодых, как и он сам? Но так было и было для роты вполне нормально: офицеры составили семью-роту, и командир роты – ее отец, и его слова перед строем роты, слова ответственные.
Штабс-капитан Пейкер говорил своей роте:
«Эта война – это общее русское горе и общее русское страдание. Как смеем мы считать себя русскими, если не разделим эти страдания с русским народом. Поверьте мне, г. г. офицеры, что наша национальность определяется не нашими привычками и не теоретической любовью к отвлеченной России, а нашей неразрывной связью с судьбами ее, от чего мы не имеем права уклоняться».
Через короткое время штабс-капитан Пейкер был смертельно ранен и умер.
Настроение в батальоне крепло не по причинам, приходящим извне, которых и не было, а внутри его самого. Окончательно все разногласия отпали после посещения в первой половине января батальона генералом Корниловым.
* * *
Вот воспоминания об этом посещении нескольких офицеров:
«Одетый в штатское пальто со ставшим традиционным треухом на голове, генерал Л.Г. Корнилов походил на рабочего. Поздоровавшись и собрав вокруг себя офицеров, он начал говорить о формировании армии, об ее политической платформе, о необходимости вооруженной борьбы с большевиками. „В моей армии место всем, от правых до левых. Здесь нет места только большевикам“, – твердо заявил он. Корнилов говорил о военном и политическом положении России, о необходимости свержения агентов германского Генерального штаба. Речь генерала Корнилова, простая и близкая простотой своих слов, его голос, интонация возбуждали больше, чем выработанные эффекты записных ораторов. За ней чувствовалась страшная личная сила, покоряющая и импонирующая.
Основным в речи Корнилова было: вы скоро будете посланы в бой. В этих боях вам придется быть беспощадными. Мы не можем брать пленных, и я даю вам приказ, очень жестокий: пленных не брать! Ответственность за этот приказ перед Богом и русским народом беру я на себя. Но вы должны знать – за что я веду борьбу и во имя чего призвал вас к этой борьбе, отдавая такой жестокий приказ».