– Что вы сказали?
Аббат сжал с новою силою ее руку.
– Дитя мое, вы молоды и живете в мире лживых и обманчивых иллюзий. Мне шестьдесят лет, я все видел и все понял и пришел вот к какому выводу: «то, что справедливо, то справедливо, что несправедливо, то несправедливо». Как видите – банальность. А между тем из нее вытекает, что человек, который изменяет данному слову, – преступник. Присягал Бурмон или нет Наполеону? Да, и он изменил ему, он преступен…
– Ради короля!..
– Прошу вас, замолчите, или я буду резок. Вы были воспитаны в особом почтении к второстепенным принципам, тогда как существует только один главный, несомненный: это – честность. Бесчестно изменить делу, которому дал клятву служить.
– Но ведь Бурмон не дрался против…
– Против французов – договорите это слово, оно просится у вас на уста, и вы не решаетесь его произнести. Он, действительно, не дрался. Что значит дезертировать накануне битвы, поселить в армии беспокойство и отчаяние? Это не значит стрелять по ней из ружья… Это более подло!
– Месье Блаш, зачем говорите вы мне все это?
– Зачем? А вот зачем: если Лорис убит, бедный Лорис, которого вы любите, человек редких душевных свойств, если нам не суждено его более видеть, его смертью мы обязаны этим злым и фальшивым теориям. Он был наивен… Вспомните, он не хотел служить Бонапарту, вы его заставили. Он послушался вас, но с той минуты, как он веялся за шпагу, этот честный ребенок сказал себе, что он взял на себя известное обязательство. Ему непонятны были эти придворные тонкости, в которых вы считали его таким опытным, а между тем вы ему верили, когда он говорил вам, что вас любит. А что, если бы он вам солгал, что бы вы сказали?
– Я была уверена в нем.
– Хорошо, что вы к нему справедливы. Но разве есть два толкования верности? Всякое слово священно. Вы хотели, чтобы он изменил только одному своему слову, и он на это не согласился. О, я знаю все, что там происходило в тот позорный час… и то преступление других, в котором вы, увы, виноваты более всех, он пожелал искупить, пожертвовать своей личностью.
– Ради Бога, замолчите… вы меня терзаете…
– Он обещал отдать свою жизнь, и он решил предложить ее не как офицер, а как темный солдат, смешаться с последними рядами, страшась быть узнанным, страшась услыхать: «Вот он, бывший сообщник Бурмона!» Его видели в Катр-Бра, его видели с Неем в Э-Сен рыдающим, что он не убит… Безумец, но благородный, честный безумец, которого я люблю всей силой моего старого сердца. Я проследил его до деревни Женап, в которой друзья короля, ваши друзья, всех перебили. Его убили в общей свалке, очень просто!..