Между тем она не была амазонкой – это была настоящая женщина в полном смысле этого слова, с чистой, непорочной душой.
Если она согласилась носить титул и имя своего мужа де Люсьена, старого развратного подагрика-миллионера, перебывавшего при всех дворах, то единственно для того, чтобы быть свободной, независимой.
Непорочная телом и сердцем, она отдавала себя всю своей миссии, как кармелитка посвящает свою красу Богу; она отдавала все свои стремления, всю энергию своей полной жизни молодости.
Она встретилась с виконтом де Лорисом незадолго до французской кампании.
Она была тогда уже год вдовой. Наивная страсть молодого человека, соединение роялистского мистицизма и сентиментального платонизма охватило ее, тронуло, увлекло. В нем она нашла собрата по оружию, товарища миссионера, рыцаря без страха и упрека, готового драться за нее до последней капли крови.
Они полюбили друг друга, но как любят друг друга два солдата, идущие вместе на битву, радуясь умереть в объятиях друг друга. Их соединяло нечто, что в своем страстном неведении они считали сильнее любви; между ними был заключен тайный договор, и излияния их не казались им опасными: в них было столько отвлеченных мечтаний и так мало действительности.
Это было полнейшее отречение всяких эгоистических помыслов. Есть годы, когда в подобном безумии видится счастье.
– Да, я вас люблю, – говорила Регина. – Люблю вас свято; моя душа навсегда принадлежит вам. В тот день, когда долг наш будет выполнен, я, гордясь собой и вами, стану вашей женой.
И он в благоговейной непорочности молодости согласился на этот договор, веря, как и она, что он его не нарушит; с сладкой болью бравируя опасностью, жил, перенося искушения, как мученики переносили пытки, умеряя с героической беззаботностью огонь в крови, которому суждено было запылать только на алтаре воскресшего королевского достоинства.
По временам у него в душе поднимались протесты, но он тщательно скрывал это: он любил Регину со всей страстью своих двадцати пяти лет, со всей непоколебимой верностью. По временам завеса, которой они сами себя отделяли, отдергивалась, и она являлась ему в настоящем свете – женщиной, молодой, прекрасной, внушающей страсть… Но вот она глядит на него, и в ее глазах ничего, кроме преданности, экзальтации до мученичества.
Слова просились на его уста, но она поднимала на него свой взор, и в глубине ее голубых глаз он видел свет лучей точно освещенного лампадой алтаря, и он молчал, опускался на колени и благоговейно целовал подол ее платья.
Дело в том, что в этой реальной борьбе женщины с целым обществом было настоящее величие. Наполеон, при всем своем недоверии, не знал этого противника, быть может, самого опасного, потому что он был самый таинственный.