— Для карманных часов, — учил Джо, — главное дело в пружине: если сталь имеет хороший закал, пружине не будет износа. Чтобы не дать ей совсем раскрутиться, ставят фузею, похожую на улитку. Затем великое дело — правильно поставить анкерный спуск. Он в часах — все равно, что разум у человека. Без балансира часы никуда не будут годиться. Холодно ли, тепло ли, — с ним часы будут показывать верное время. Балансир — это хладнокровие, выдержка; он и людям необходим, особенно молодым. Без него они обязательно наделают глупостей… Еще надо, чтобы в колесиках не было грязи и пыли. Никогда нельзя держать часы открытыми, оставлять в сыром месте или прикасаться к механизму грязными пальцами… Хорошим людям тоже не следует оставаться в скверной компании, не нужно также позволять посторонним копаться в твоей душе…
Все это и еще многое другое с таинственным видом рассказывал Джо своему юному другу. Часы были для Джо не простыми механизмами из стали и меди, а какими-то особыми существами, со своей собственной таинственной жизнью…
— Да, да, Робби, не. смейся, пожалуйста, часы живут. У часов есть душа… Я ни за что не остался бы здесь в магазине в полночь среди этой толпы, — и он опасливо покосился на тикающее семейство часов, развешанных на стене.
Роберт, конечно, не слишком уверовал в «душу часов», но уроки рыжего Джо пошли ему явно на пользу. В один прекрасный день он не удержался и несказанно удивил мистера Смитсона, совершенно правильно указав на скрытый недостаток принесенных часов.
— Э, малыш, откуда ты этого понабрался?
Роберт молчал и только краснел.
— А ну-ка, поди сюда, художник! Это что? А вот это? А к чему вон тот рычажок? А это что за штуковина? Балансир, говоришь? Ишь ты, какие слова выговариваешь. Но верно, все верно! Вот тебе задача, собери-ка эти часы…
Через короткое время разрозненные колесики, храповички и пружинки стояли на своем месте, и серебряная массивная луковица завела свое мерное тик-так.
Однажды в лавку зашел обветренный моряк с деревяшкой вместо левой, ноги. Он принес обернутый в красный платок музыкальный ящик с треснувшей крышкой. От моряка пахло смесью табака, джина и корабельной смолы. Если бы не деревянная нога, матрос был бы воплощением славного капитана Кидда, грозы южных морей.
— Проклятый Джон Булль! — загремел посетитель, переступив порог мастерской, — это он испортил мой любимый гармониум… Тысяча картечей! Чортовы красномундирники изрешетили нашу славную «Аретузу» и половину моих приятелей. Ну-ка, хозяин, попробуйте, нельзя ли подвести пластырь под эту играющую машинку. Я не постою за ценой!