— Научишь потом, — сказал он, связывая руки второму бугаю.
— Сам не знаю, как выходит. Нечаянно.
— Ладно, о том в другой раз. Сейчас о другом… Ты всё видел и слышал? — Спросил боярин писаря.
Писарь что-то прохрюкал. Иначе те звуки, которые он издавал гордом назвать было нельзя. Но при этом писарь усиленно кивал головой и Адашев воспринял это, как ответ «да».
— Запиши всё, что видел и слышал подробно. И аккуратно. Государь читать станет. Всё напиши и то, что было сказано про тебя. Коли ладно напишешь упрошу государя за тебя.
— Не погуби, боярин!
— Рцы мне, тля! — Гаркнул Адашев.
Санька меж тем оделся.
— Что ж ты такой волосатый, — спросил его Адашев.
— Уродился такой. За то меня и в лес отнесли и к медведице положили в берлогу. Она и выходила.
— Святые угодники! — Всплеснул руками боярин. — Так ты — лесовик. Слыхать, слыхал про такое, но видеть лесовиков не приходилось. Но они же дикие совсем становятся…
— Меня мать и отцом быстро нашли, но из берлоги забирать не стали. Так с медведицей два года и прожил, её молоком питаясь.
— Вот это сказка…
Адашев удивлённо покачал головой. Расскажешь её сегодня царю на ночь. Пошли ужо.
Они вышли из пыточной и Адашев кликнул часовых. Те скоро прибежали из губной избы, примыкавшей к разбойной башне, и взяли под охрану арестованных. Прибежал и губной староста. Он знал, что в дознании присутствует советник царя, и потому бдил, не смотря на давно начавшуюся вечернюю церковную службу.
— Этого, Иван Иванович, посади в крепость до особого распоряжения государя, — сказал Адашев Глебову. Этих тоже и сразу в дознание. Сам вести буду. Вот только доложу государю, и сразу вернусь. Писаря тоже не отпускай. Запри его прямо тут.
Глебов Иван Иванович, сын дипломата времён Ивана Третьего и Василия Третьего имел наследственное кормление в Коломне и исполнял попутно функции дворецкого. Официально Коломна относилась к управлению Московским дворецким, но в городах Московского двора управляли его «товарищи», стоявшие на разных должностях. Так создавалась государственная централизация, заложенная Иваном Третьим.
— Всё исполню, Алексей Фёдорович. Так и доложи государю.
— Доложу, — бросил Адашев, и они с Ракшаем вышли из Разбойной башни.
Уже стемнело. Под ногами хрустел снег.
— Как мои расположились? — Спросил Ракшай.
— Хорошо расположились. В царской подклети. Там тепло и сыто. Тесновато немного, но завтра что-нибудь придумаем.
— Спасибо, Алексей Фёдорович.
— Ты молодец. Глаза им от меня славно отвёл. Точно могёшь дурман напустить. Тебя либо в приятелях иметь, либо убивать надо.