Артемьев просит приготовить кофе, и утягивает в свой кабинет, подальше от своей, а теперь уже моей, помощницы.
Беседуем, вспоминая по большей части отца и обсуждая изменения в Москве. Он хочет в столицу, не скрывает своего желания, рвётся назад, в жизнь огромного мегаполиса.
А я жду, пока придёт Аня. И плевать на кофе, хотя, нет, не плевать, ведь его приготовит она, но я ещё раз желаю окунуться в эти янтарные, манящие меня глаза, которые теперь смотрят с удивлением и страхом.
Тонкая фигура тихо вплывает в кабинет, расставляя принесённые кружки. Её пальцы дрожат, но она собралась, сцепив зубы, чтобы не пролить ни капли горячего напитка и аккуратно поставить передо мной. Не смотрит, старательно уводит взгляд в сторону, куда-то в пустоту, подальше от меня.
Артемьеву подносит большую кружку, заботливо ставит с правой стороны, видимо, зная все его привычки и предпочтения. Сколько они вместе работают? Три года? Да, у Ани было время узнать все нюансы и пожелания босса.
Спрашивает, когда он улетает, и когда Николаич отвечает, что уже послезавтра, я наблюдаю, как в янтарных глазках блестят слёзы. Искренне переживает, словно её покидает родной человек.
У них тёплые отношения. Отец сказал правду, Артемьев воспринимает Аню, как дочь, по-отечески успокаивая и обнимая за плечи. Настолько отвлекаюсь на рассматривание Ани, что не сразу слышу голос Артемьева.
— Анюта, не кисни. Всё хорошо будет. Будете с Романом Яковлевичем работать, а он не обидит. Не обидишь же, Роман? — и как её обидеть можно?
Хотя, я уже постарался, твою мать…
— Конечно, нет, Николаич. Буду хранить и беречь для себя, — понимая, что ляпнул что-то не то, тут же исправляюсь, — как помощницу, которой цены нет.
Неоднозначно реагирует, снова напрягаясь всем телом. И боится. Больше всего мне не нравится, что боится меня, постоянно сглатывая и поджимая губы.
Её взгляд остановился на мне, но Аня будто не на меня смотрит, а сквозь, куда-то глубже, обдумывая что-то своё, только ей понятное.
До меня доходит… Она уверена, что уволю, что избавлюсь от той, что дала пощёчину боссу и назвала хамом. Заслуженно, что безоговорочно признаю.
Нет, Анюта, не уволю.
Сам не знаю почему, но с каким-то непонятным помешательством хочу доказать фее, что совсем не такой, каким она меня воспринимает. В золотой головке сформировалась чёткое представление о Фирсове, который теперь станет её боссом.
Это мнение сложилось, в первую очередь, из ситуации в клубе. Понимаю, что с моей стороны необходимы усилия, чтобы девочка Аня посмотрела на меня иначе, или хотя бы захотела посмотреть.