Так что, несмотря на наконец приехавший лифт, я поворачиваюсь, чтобы на него посмотреть. Я сжимаю зубы, увидев рассеченную бровь и кровь, капающую с его нижней губы. Рубашки на нем по-прежнему нет, а майка засунута в задний карман. На ногах у него надеты военные ботинки, а напряженные мышцы блестят от пота. Не думаю, что когда-нибудь привыкну к красоте Бишопа. Он невыносимо великолепен для простого человеческого взгляда. Наконец наши глаза встречаются, и я жду от него очередного дерзкого ответа. Или, может, какую-то шутку. Но ничего не происходит. Его взгляд пуст, в нем нет ни единой эмоции. Я не сталкивалась с этим бесстрастным взглядом с тех пор, как впервые встретила Бишопа.
Двери лифта закрываются, и чем дольше наши глаза остаются прикованными друг к другу, тем сильнее мне кажется, что из комнаты исчезает весь кислород. Стены сужаются, все в поле моего зрения становится черным – все, кроме него. Его пугающе пустые глаза. Взгляд, приковывающий внимание, заставляющий бедра непроизвольно сжиматься и вызывающий волну мурашек. Его губы. Изящная, чуть изогнутая верхняя и пухлая нижняя. Безупречная линия его челюсти – такая, словно греческие боги собственноручно выточили ее гребаным волшебным мечом. В этом весь Бишоп, заставляющий вас безуспешно вспоминать все школьные уроки истории и Библии – невозможно, чтобы кто-то настолько совершенный был создан без помощи высших сил.
Я откашливаюсь, выходя из оцепенения и возвращаясь к реальности. Приблизившись к Бишопу, я тянусь к его щеке.
– Я умою тебя, а потом уеду.
Он не отвечает, а я тщетно ищу в его лице подсказку или реакцию, сталкиваясь с тем же пустым, туманным взглядом. Я переплетаю свой указательный палец с его, проверяя, позволит ли он к себе прикоснуться, – до этого момента он не произнес ни слова. Я чувствую, как он замирает, хмурится, и как раз в тот момент, когда я думаю, что он собирается послать меня на хрен, его палец сжимает мой, и он притягивает меня к своей груди. Я не обращаю внимания на капающую с его лица кровь, чувствуя, как его другая рука касается моего лица. Он обхватывает мой подбородок и приподнимает мою голову к себе.
– Я. Не. Делюсь. Мэдисон. Никогда.
Я сглатываю огромный ком в горле. Значит, дело и правда в этом.
– Я…
Он качает головой, сжимая мой подбородок. Впившись в меня взглядом, он слегка касается губами уголка моего рта.
– Никогда.
Я сглатываю, а затем киваю.
– Хорошо.
Его губы впиваются в мои, а все чувства внутри меня взрываются, лишая меня способности стоять на ногах. Рука Бишопа обвивается вокруг моей талии, а язык исследует мой рот, прежде чем он слегка отстраняется, оставив после себя мягкий металлический привкус.