Я не успеваю рот раскрыть, как Герман добавляет:
— Поговорю с врачом.
Остановить его я, конечно же, тоже не успеваю. Пока он говорит в коридоре с Макаром, я напоминаю себе обсудить ситуации с Лерой и Богданом. Я не просила такой назойливой заботы о своей личной жизни. Звонить Герману и сообщать о моей беде не было никакой необходимости.
Обо мне есть кому позаботиться, к тому же я не хочу зря его обнадеживать. Он и так уже мысленно на мне женился, а я ни разу не ответила на его ухаживания, если не считать того поцелуя в его машине после свадьбы. Я была пьяненькая, а он — настойчив. Знала бы, что после этого он не отстанет, держала бы язык за зубами. Герман неплохой парень, но проблема именно в последнем. Он — парень, а я женщина. Он на четыре года меня младше, но дело даже не в этом.
Я не консервативна, допускаю возможность отношений с мужчиной младше. Все дело в том, что у Германа куда больше общих интересов с моим пятилетним сыном, чем со мной. Гера образован, умен, работает в продвинутой компании и зарабатывает немало. Но рядом с ним я чувствую себя старушкой. ИТ-сфера, конечно, накладывает отпечаток, но я почему-то уверена, что все дело во мне. Я не делаю ни единого шага навстречу, не считая злосчастного поцелуя в машине. Теперь только виню себя за несдержанность.
— Оля! — Герман вихрем врывается в кабинет. — Я обо всем договорился. Скоро тебя прооперируют.
Следом с серьезным выражением лица заходит Макар.
— Сожалею, но разрешить вам здесь находиться я не могу, — говорит Измайлов. — Прошу покинуть помещение.
— Я приду после операции, — сообщает Герман. — Буду ждать вестей в коридоре.
Как только за ним закрывается дверь, Измайлов подходит ко мне, достает из кармана сложенные вдвое купюры и протягивает их мне.
— Что это? — непонимающе смотрю на деньги в его руке.
— Деньги. Мальчик твой дал. Чтобы я повлиял на скорый приезд анестезиолога.
— Ты взял деньги?
Измайлов тяжело вздыхает, мотает головой.
— Иногда проще взять деньги, чем что-то объяснить. Отдашь ему после операции, пусть пока думает, что у него все под контролем.
Измайлов ставит деньги на кушетку, не дождавшись, пока я их возьму. Мне почему-то становится стыдно за действия Германа, хотя я понимаю, что он среди родственников пациентов такой не один. Увы, но наш менталитет неискореним. Мы всегда считали и будем считать еще долго, что деньги в этом мире открывают все двери.
— Он не мой муж, — зачем-то сообщаю Измайлову.
— Думаешь, я не понял? Ты, конечно, самостоятельная и теперь тебе не никто не диктует, с кем встречаться, но это, — он кивает на дверь, — перебор.