– Если ви таки не хотите говорить о причинах селфхарма, то и не надо, – начал кот Борис. – Ми таки не будем фокусироваться на тгавмирующем опыте. Поговорим о вашей будущей счастливой жизни, которая начнется с этого самого дня. Максим, что вам нгавится в этом мире больше всего?
– Мой чудовищно маленький член, – пискнул хомяк. – У меня меньше, чем у всех моих знакомых. Мило, правда?
– Как говорится, все носы хороши: нюхай, радуйся, дыши, – ответил кот Борис.
– А вы точно психоаналитик? – пискнул хомяк. – Почему не втираете про мое либидо и про то, как я хотел зарезать батю, чтобы трахнуть мать?
– Милый мой, – мяукнул кот. – Я учился психологии у самого Игоря Кона. Скажу больше: я десять лет был ресторатором, а это такая практика, которая и не снилась соплякам с психфака.
– Кстати, очень вкусный кофе, – пискнул хомяк. – Так что же вас заставило вернуться к старой профессии?
– Нужда, мой друг, – вздохнул кот. – Раньше я продавал еду, теперь продаю воздух. Но это воздух надежды. Продолжайте. Что вы еще любите?
– Больших розовых лебедей, – вздохнул хомяк.
И кот сделал пометку в блокноте.
– Давайте перейдем к ассоциациям, – продолжил кот. – Я буду называть слово, а вы – говорить первое, что придет в голову. Белый?
– Розовый.
– Мужской?
– Трансгендерный.
– Отец?
– Мудак.
– Мать?
– Дура.
– Сестра?
– Фемка.
– Лебедь?
– Огромный хер!
– Павиан?
– Красная жопа.
Покачал головой кот Борис:
– И что у вас таки за проблема с этим лебедем? Да, он лебедь, и у него огромный длинный член, как полотенце в китайском ресторане – горячее, мокрое и свернуто улиткой…
– Ой, не напоминайте, – вздрогнул хомяк. – Сижу я, значит, у лебеди в жопе, и вдруг меня выталкивает это самое «полотенце». Мало того, что он меня обманул и унизил, так еще и не звонит. Я, конечно, маленький хомяк, но у меня тоже есть гордость. Может, еще получится с той куницей, которой я обещал сделать куни. Но проблема-то остается. Кого бы я ни встретил, я все равно в пролете. Им приятно, а мне нет.
– Но ви таки можете найти хомячку… или хомяка? – скосил глаза кот.
– У меня есть гордость, – пискнул хомяк. – Это не мой уровень. Что поделать, так и помру, никому не присунув свои четыре сантиметра. Как Ницше и Кант. Никто не способен меня понять. Никто. И вы тоже.
Долго хомяк изливал душу коту, а павиан в это время лежал на кушетке в кабинете кошки Сары.
– Мне кажется, этот хомяк гей, – ухал павиан. – Вы знаете, у нас, у обезьян, есть обычай показывать друг другу зад в знак уважения и дружбы. Но хомяк всегда стесняется. Наверное, моя дыра для него – нечто большее, чем дружеская улыбка. Это сексуальный объект! Максим всегда ведет себя грубо и вызывающе, пытается доминировать, доказать себе, что он альфа-самец. А я женатый мужчина и не могу ответить на его ухаживания. И мне не нужно ничего доказывать. Я лишь хочу, чтобы Максим примирился с собой, осознал свою гомосексуальность и перестал заниматься саботажем. Я должен доказать Максиму, что принимаю его таким, какой он есть. Он гей, я натурал, но я хочу с ним дружить, понимаете?