Вот лягушка по дорожке Скачет, вытянувши ножки.
Эта песенка была потешная, особенно её припев: нужно было квакнуть шестнадцать раз и последнее «ква» протянуть. Тянул, а сам надеялся: вот сейчас кто-нибудь пройдёт мимо лодки, услышит и спросит: «Это кто же здесь квакает?»
Но никто не шёл, и Ромка приуныл.
Он сам не заметил, как стал клевать носом. Разбудил его гром. Ромка спросонья привскочил, стукнулся о крышку рундука и всё вспомнил. Что же это Мирошник? Запер его и не идёт.
В рундуке было совсем темно, и дырочка от сучка, раньше светившаяся золотым пятачком, сейчас тускло серела. Но вот она вспыхнула на мгновение, засветились и погасли все щели, снова ударил гром. Лодка качалась, скрипела.
Потом Ромка услышал, как что-то тяжёлое плюхнулось в воду рядом с лодкой, она рванулась и... поплыла. Ромка взглянул в дырочку, но уже ничего не увидел: ни берега, ни травы, только мутную вспененную воду.
Да, он не мог ошибиться: лодка уходила от берега. В отчаянии Ромка снова забарабанил в крышку рундука и закричал:
— Эй! Эге-гей! Спасите!
Но его голос терялся в раскатах грома, вое ветра, плеске волн. А лодку несло всё быстрее и быстрее...
Сколько времени лодку носило по волнам, Ромка не знал. Он упёрся ногами и спиной в стенки рундука, чтобы не так болтало, и застыл.
Каждый раз, когда лодку поднимало, а потом бросало вниз, Ромка закрывал глаза и ждал, что сейчас хлынет вода. Потом лодку стало качать меньше, и дырочка от сучка вновь засветилась розоватым светом. Ромка выглянул и увидел, что это отсвечивает вода от заходящего солнца.
На воде дрожали тени, п Ромка подумал, что лодка всего скорее сейчас плывёт по протоке среди зарослей тальников.
Он уже давно сильно озяб и намок: в рундук па-сочилась-таки вода сквозь щели. Его знобило, а порезанная нога горела огнём: видимо, Ромка натрудил её, упираясь в стенку рундука.
Скоро сделалась полная темнота, а лодка всё плыла и плыла.
Ромка попробовал представить, как там сейчас отец, мать, ребята, но мысли путались, перескакивали, нога болела всё сильнее. Теперь и голова горела, стала такой тяжёлой, что падала на грудь.
Давило бок. Ромка сунул руку в карман и нащупал компас. Он достал его, положил на ладонь. Слабым зеленоватым светом засветилась стрелка. Но что с ней? Растерянно, беспомощно металась стрелка то в одну, то в другую сторону, будто на расстоянии, сквозь тёмную ночь, передалась ей от родителей Ромки их смертельная тревога за сына.
Компас, не раз выручавший отца на фронте и в тайге, сегодня даже не мог указать Ромке, где север, где юг. В лодке Мирошника был железный мотор, и железо сбивало с толку маленькую стрелку.