– Сделаем, – запоздало натянув свою любимую маску невозмутимости, кивнула я.
– Тогда ищи эту тетку, а я потащу его.
Бакоа решительно взвалил Тилваса на себя и, кляня рост артефактора на чем свет стоит, поплелся с ним к одноэтажным домикам на том конце долины. Я побежала вперед, обгоняя их.
Сомнительно, что мне, в моем-то потрепанном виде, будут очень рады в этой деревне. Как там она называется? Лайстовиц?..
Впрочем, деревня безмолвствовала. Несмотря на разгар рабочего дня, на ее единственной улочке не было ни души, хотя в садовых загонах я увидела и кур, и лошадей. А также несколько коз, которые при моем приближении испугались и поэтому дружно и обреченно завалились набок, выставив одеревеневшие ноги. Причем одна коза так усердствовала в имитации своей смерти (читай: несъедобности), что умудрилась скатиться в канавку в таком «окоченелом» виде. Обожаю наших шэрхенмистских козочек: они прекрасные актеры, можно брать пример.
А вот людей в Лайстовице не было. Причем вблизи стало видно: дома нежилые. В одном прямо на крыше устроил гнездо аист, в другом – порог был засыпан опавшими цветами яблони так, что даже дверь толком не откроешь.
– Так, на всякий случай: еще одних призраков сегодня я не выдержу, – сквозь зубы процедила я, вихрем проносясь по деревне. – Слышишь, мироздание? Не нарывайся, не зли меня и вообще – знай меру. Да, обычно мой нравственный принцип заключается в том, чтобы не быть такой стервой, как диктуют обстоятельства. Но иногда, знаешь ли, принцип идет в задницу.
Безмятежное мироздание ответило шаловливым цветочным ветром.
И только с последним домом мне повезло. Он выглядел гораздо живее, а во дворе на веревке сушилась одежда. Я перемахнула через низенький заборчик и вскоре уже колотила в дверь.
– Кто там? – донесся спокойный и очень тихий женский голос изнутри. Возможно даже, он уже несколько раз спрашивал: «Кто там?» – просто я из-за грохота ударов не слышала.
– Я ищу Галасу Дарети!
– Зачем? – так же тихо.
– По просьбе Тилваса Талвани. Ему плохо. А если драматизировать, я бы сказала, что он умирает.
Дверь распахнулась.
Женщина, стоявшая на пороге, совсем не выглядела отшельницей, спрятавшейся в кольце гор в заброшенной деревеньке. Наоборот, у нее была настолько яркая внешность, какой могут похвастаться не все жители двух столиц.
Кожа госпожи Дарети была темнее самого черного кофе, а вот длинные волосы, частично связанные в узлы по бокам от макушки, оказались платиново-белыми. Необычные, почти прозрачные светло-зеленые глаза смотрели устало, но ясно. Свободное серое платье с широкими рукавами, уходящими в пол, украшали вышитые надписи на стародольнем языке. Пробежавшись по ним взглядом, я выхватила несколько слов из тех и других известных целительских заговоров. В руках госпожа Дарети держала пучок каких-то пахучих растений.