Все происшедшее произвело на нас, мальчишек, огромное впечатление.
- Вот это да! Вот это разговор! Пожалуй, похлеще, чем в Нагаткине! восхищался мой дружок Яшка Тишков.
- Куда нагаткинским до наших шатрашанских! - ликовал я.
Но мне возразил татарчонок Мурадка:
- Нагаткинские выгнали управляющего и поделили имение, а наши только собираются...
- И мы выгоним. У нагаткинских что? Имение у их барина захудалое, не то что у нашего. Наш князь, поди, с царем за одним столом обедает. Неспроста в имение солдат прислали.
- Пока мужики ругались, я приметил, как управляющий все время глядел из окна и что-то на бумаге писал, - сказал мне Яшка.
- Ты это точно видел?.. - забеспокоился я.
- Вот те крест святой!.. - Яшка размашисто перекрестился.
"Надо отцу сказать", - решил я и кинулся со всех ног домой.
Мать набросилась на меня:
- И где тебя леший носит? Спать пора, а ты по улицам бегаешь!
Отец, лукаво подмигнув мне, сказал матери:
- Ничего, мать, не бранись. Мы с Ванюшкой к управляющему ходили...
Тогда я, осмелев, пересказал отцу Яншины слова. Отец не выразил никакой тревоги, пренебрежительно махнул рукой:
- А пусть себе пишет. Мы тоже не лыком шиты, сынок. - После минутной паузы, поглядев на меня уже посерьезневшим взглядом, добавил: - Запомни этот день, Ваня! Тлел, тлел в крестьянской душе уголек, пока не выдул искру. Сегодня искра, завтра - пламя!
...Много воды утекло с тех памятных дней осени 1905 года. Мне, тринадцатилетнему подростку, все тогда казалось необычным - и сход на площади, и бегство земского начальника, и толпа, бушевавшая у барского имения... В моем представлении это было исключительное, из ряда вон выходящее событие.
Не мог я тогда знать, что в тревожном 1905 году не было губернии, уезда, где бы не происходило подобного.
* * *
Немало разговоров в селе вызвал поход в имение. Кое-кто забеспокоился:
- Лучше бы нам не ступать в воду, не спросясь броду. Теперь жди расправы...
Более горячие стояли на своем:
- Негоже нам, как барсукам, прятаться по норам. Раз начали, надо кончать!
И они стали первыми рубить барский лес, увозить снопы с помещичьего поля.
Неоднократные прошения мужиков об оформлении передачи им земли застревали где-то в губернии.
Земля и лес по-прежнему оставались помещичьими. Управляющий усилил охрану имения и строчил барину доносы на крестьян. Те в свою очередь писали жалобы на управляющего, но их жалобы оседали в канцелярии губернатора Симбирска.
И вдруг однажды ночью Шатрашаны разбудил гулкий звон церковного колокола. На ноги поднялось все село. Встревоженные крестьяне выбегали из изб.