Вернувшись на место, он достал откуда-то снизу бутылку и два стакана. Потом пошарил в ящике стола и высыпал перед собой несколько карамелек.
— Садись, чего, стоишь, как не родной? — как-то бесцветно позвал Тарасов. — Закусить вот только нечем, уж ты, Корнеев, не обессудь, — ткнул он пальцем в «дунькину радость».
Пока я садился на щекаевский стул, он налил из бутылки по почти полному стакану. Обойдя свой стол, майор сел напротив. Стакан он поставил передо мной.
— Ладно, Сергей, ты только не думай, что только ты такой несчастный. Я дочь год назад схоронил. Рак. Тоже думал, что жизнь кончилась, а видишь, живу, — как-то без особой радости и все так же бесцветно улыбнулся Слон.
— Царствие ей небесное! — непонятно кому пожелал мой прямой начальник и крупными глотками выпил из своего стакана.
Выпил и я, думая, насколько несправедливая эта штука, под названием жизнь. Если бы поживший полной событиями зрелый мужик не воскрес в новом ментовском теле, то молодая, здоровая и очень красивая Соня, сейчас бы чему-то улыбалась. Или не улыбалась, но все равно, была бы жива. Но вот я здесь, живой и пью за ее уход из жизни.
— Эй! Ты чего?! — наклонившийся над столом Тарасов, с тревогой заглядывал мне в глаза. — Ты вот, что. Ты сейчас домой иди. Ты ведь у Валерки квартируешь? Вот и хорошо, я сейчас скажу, тебя отвезут, — он разлил остатки и опять получилось почти по стакану.
Опять выпили молча.
— И вот, что, Сергей, ты на этой неделе в оружейку не ходи, я там сказал, чтобы пистолет тебе не выдавали. А на службу через три дня выйдешь. Если что, потом подойдешь, я тебе рапорта на продление материалов подпишу. Иди, мне еще работать надо…
Отступление
Нет, Лева, ты сейчас неправ, — сложив на столе руки, тихо и без выражения произнесла Левенштейн, — Не виноват этот мальчик в смерти нашей Сонечки.
— Она жила бы! О чем ты говоришь, Пана! Если бы не он, она сейчас была бы живая! — еще три дня назад, недовольно морщившийся в присутствии дымящей сестры профессор, добивал последнюю папиросу из пачки.
— Была бы я нормальной бабой, я бы наверное, тоже так думала, но.. Ты ведь знаешь, я не всю войну в аппарате Мехлиса в Москве просидела. И свои первые два ордена я получила, когда еще работала в минском подполье. Быть может, поэтому я жизнь вижу немножечко по-другому, чем ты. Ведь ты же прекрасно знаешь, Лева, что Сонечку я люблю не меньше твоего! Да, люблю! И всегда буду любить, пока сама не помру. Тем более, что своих детей бог мне не дал. Так вот, Лева, я тебе повторю, ты не вини его! — сухая рука старухи протянулась к пустой пачке. — Левушка, бросай ты это дело, не курил никогда и теперь начинать не надо. Все мои папиросы извел, — равнодушно смяв коробку, укорила своего младшего брата профессор истории.