Именно после того вечера, когда папаша заметил засосы на ней, она оказалась запертой в том злосчастном подвале и подвергнута "пыткам". Именно тогда и там её обнаружил Стас. И "убил". Так что — нет, напоминать ей не нужно. Потому что Арина ничего не забывала. И Стас это знал, видел по её глазам.
— Или думаешь, если сменила образ с серой мышки на яркую стерву, то стала для меня другой? — продолжил выговаривать Егоров. — Может, весь твой вид теперь и кричит "Не подходи, убьёт", но... знаешь... я готов рискнуть.
Арина не успела толком ни оценить сказанное, ни отреагировать на подобное признание, как Стас вновь оказался рядом. А в следующее мгновение поцеловал. Властно, грубо, прикусывая до боли, выбивая из лёгких воздух, выпивая выдох, делясь своим. Ещё через миг поцелуй стал ласковым. Настолько, что голова не просто закружилась, а в ней поселился дурман. Кровь загустела до состояния тягучего мёда.
Дьявол, да что происходит? Что с ним не так? Почему он снова поддаётся этому безумию?
Стас не знал. И не хотел сейчас об этом думать. Всё, что являлось важным — податливое тело в его руках и мягкие губы с привкусом виноградного вина. Такие сладкие и дурманящие, что впору и правда сойти с ума. Потому что он вновь отчётливо представил, как их касается кто-то другой. Кто-то другой вырывает из её груди стоны наслаждения. Другому она открывается и подаётся навстречу. Внутри от этих мыслей всё скручивалось в тугой болезненный ком. Нет, эта девочка только его. По крайней мере, на эту ночь.
Да, он самый-распресамый ублюдок, потому что собирается воспользоваться слабостью Арины и пойти до конца, но нет никаких сожалений. Он ведь действительно такой. Всегда им был. Просто раньше он не позволял себе так себя вести с Прохоровой. Но то в прошлом. Здесь и сейчас его не волновало, насколько всё это омерзительно, унизительно и аморально. К чёрту всё. Пусть только она продолжает дарить ему это упоительное чувство единения с собой. Рядом с ней Стас вновь чувствовал себя цельным и настоящим.
— Стас…
Да. Да. Да. Повтори ещё раз. Вот так. На выдохе. С этим протяжным стоном. На который замершее сердце откликается очередным стуком о грудную клетку.
— Стас…
Ещё. Говори ещё, девочка. Говори, чтобы я знал, что ещё жив. Чтобы вновь мог дышать полной грудью, как раньше.
— Стас!
Громче. Ещё громче. Так нужно слышать тебя. Так нужно...
Очередной выкрик сменился болезненным импульсом на щеке, вынудившим осознать реальность.
— В дверь звонят.
Холодный голос и ледяной взгляд зелёных глаз окончательно разогнали туман в разуме, позволив оценить своё поведение в полной мере. Изумрудное платье рваной тряпкой валялось у ног Арины. Сама она облокотилась на стену, следя за ним настороженным взором. Нижняя губа лопнула и опухла. На белой коже множественные следы его несдержанности, грозящие перерасти в полноценные синяки.