— Провианта едва ли хватит на пару дней. Холодные ночи не менее серьезная проблема. — озвучил печальный факт Давид.
— Да…, видимо здесь нас ждет конец пути, может это и к лучшему, меня так задолбала эта кровавая дорога — сказал устало Бредо.
Давид сидел тихо, внимание его привлекли появляющиеся звезды, которые оставались неизменны даже в такое тяжелое время.
«Хотел бы я летать среди галактик и познавать новый мир, ведь люди были так близки к научному прорыву, но все было разрушено бесконечными спорами» — с горестью думал Давид.
Они сидели неподвижно, в пустом оцепенении пытаясь сохранять тепло тела, но холодный ветер давал о себе знать, гуляя по грязной от пыли и пота коже боевых товарищей.
— Надо бы разжечь костёр, глядишь в сумке осталось еще что подходящее. — постукивая от дрожи зубами медленно произнес Бредо.
Давид раскрыл зашнурованную сумку, засунул в нее руку и нащупал пару палок и каких-то тряпок. — Сгодится. — сказал Давид, скривив рот в неприятной гримасе от безысходного положения.
Он начал складывать небольшой костёр из круглых палок, которые когда-то могли служить ножками стола или стула, затем подложил кучку рваных тряпок внутрь только что созданной конструкции.
Тем временем Бредо пошарил по карманам своей куртки и достал коробок довоенных спичек, которые обычно использовал для закуривания сигарет. На коробке было изображено восходящее солнце — когда-то символ объединенного мира и процветания. Он раскрыл коробок и достал деревянную спичку, чиркнул об тёрку коробка спичкой и она зажглась.
Подойдя к костру, он аккуратно сунул спичку внутрь будущего костра, в то место, где были скомканы рваные тряпки, поджог край тряпки и через минуту огонь заполонил созданный шалаш из палок.
Два товарища постелили рядом с костром оставшиеся тряпки и полулёжа облокотились на землю с разных сторон костра.
Минут десять оба солдата смотрели молча на огненную прирученную стихию, которая обогревала их в это холодное время года. Они наблюдали за появляющимися тут и там языками пламени, за искрами, которые выдавала трескающаяся древесина. В этот непродолжительный момент они могли забыть о всех горечах судьбы, о безжизненной действительности, о мрачности последних дней существования. Возможно, этот момент природной медитации последнее удовольствие двух покинутых душ.
Первым разговор начал Давид, последние несколько часов он много думал о прошлом, ему хотелось оказаться там, в местах, где он переживал лучшие дни своего существования.
— Иногда я вспоминаю время, когда мы были счастливы и могли любить, жаль, что никто не ценил небольшие радости обычной жизни.