— А если другие не хотят? — бросил Тедис.
— Как это — не хотят? — не сразу сообразил Лапайнис. — Кто не хочет, пусть не слушает, дело хозяйское.
В углу, возле бака с питьевой водой, по-прежнему стояла скамейка, и Тедис примостился на ней. Положив книгу на крышку бака, он лениво жевал, черствый хлеб с жареной рыбой и смотрел, как Лапайнис отхлебывал из банки, время от времени утирая губы, потом опять принимался выгребать из миски гущу.
— Заснул ты, что ли? — крикнул Лапайнис.
В углу стоял полумрак, и Лапайнис не видел глаз, сверкавших злобой и ненавистью.
Вошел Дивпэда-младший — он успел поужинать у родителей — и встал у двери, прислонившись к косяку. Приветливо кивнул Тедису. А Лапайнис все смотрел, смотрел на него. Ему хотелось стихов… Ну, ладно, я почитаю тебе! Чеканя каждый слог, Тедис начал:
Расцветали незабудки
В саду матери-природы,
Простодушные малютки
С неба ясных глаз не сводят.
Проходил опушкой леса
И присел я на пенек,
Вдруг увидел: так прелестно
Улыбнулся мне цветок.
Кто-то не выдержал, прыснул и, зажав ладонью рот, бросился из кухни. Лапайнис нахмурился, его огромная рука, лежавшая на столе, сжалась в кулак.
— Кто ничего не смыслит в искусстве, вон отсюда!
— Тише! — крикнул Тедис. — Разве не видите, товарищ Лапайнис стихи слушает! Не мешайте!
И смотрел зачарованный,
Взор не в силах оторвать я,
Незабудкой околдованный,
Осененный благодатью.
— Матушки родимые! — простонал Капитан, почувствовав желание сплюнуть, и тут же бочком стал пробираться к выходу. — Да что ж это такое! — Через некоторое время он появился за окном — прижавшись лицом к стеклу, с раскрытым ртом Капитан смотрел, как Лапайнис, оттопырив большой палец, утирает слезы умиления, не забывая прикладываться к банке со спиртом.
А Тедис был сейчас похож на дрессировщика медведя. Перевернув страницу, он продолжал:
— Стихотворение Гутенберга «Одинокий соловей». Замолчите же наконец! Дайте товарищу Лапайнису насладиться искусством! Товарищ Лапайнис, велите убраться всем, кто не смыслит в поэзии.
Как запел соловушка своей подруге,
Все замолкло, замерло в округе.
Ночь тиха, темна, безрадостна.
Только песня твоя сладостна.
По щеке слеза скатилась,
В сердце радость возвратилась.
Затем читались стихи Яниса Павасара и Фаллия. Когда Тедис дошел до следующих строчек:
В иудейской земле на Востоке
Совершилось чудо наяву,
О котором вещали пророки:
Ребенок родился в хлеву… —
Лапайнис грохнул кулаком по столу и рявкнул во все горло:
— Постой! Это пропусти. Не позволю своих рабочих отравлять религиозным дурманом. Поищи-ка что-нибудь другое!