— Говоришь, красивая? — прошептал Рейнис.
— Очень, — также шепотом ответил Каспар. — И, знаешь, никак не могу забыть песню, что она пела. Песню без слов. Хотя не знаю, как называется.
— Странно… Но что такое красота? Может, мне она совсем не покажется красивой.
— Не знаю, Рейнис. Должно быть, каждый видит красоту по-своему. А может, и нет. Может, есть такая красота, перед которой никто не останется равнодушным. Не знаю. Стихи пишешь? Про нее?
— Нет, — вздохнул Рейнис. — О матери пишу. О корове.
Во дворе неслышными шагами прохаживалась ночь. В открытое окно, привороженные светом, впорхнули бабочки и закружились над лампой. Словно живое существо, перед Каспаром тикали часы. Начинался новый день.
Одна за другой из ворот выезжали машины, и, глядя на них, можно было представить себе всю историю леспромхоза. Побитые, помятые, десятки раз перекрашенные, с разными нашлепками, заплатами, с забрызганными грязью номерами, как боевые экипажи, победно прошедшие испытания на непролазных дорогах, в осенние распутицы, на зимних сугробах и метелях, дребезжа, прокатили два газогенераторных грузовика — каждый с парой ржавых котлов позади шоферской кабины. На платформе у них по мешку, набитому сухими березовыми чурками, а в кабине под ногами у шофера кочерга, чтобы шуровать в топке. Приехав в лес и дожидаясь погрузки, такой грузовичок стоит себе, попыхивая синим дымом, будто курит дорогие сигары. Но подобных ветеранов остались считанные единицы.
Проворней автомобили на бензиновом ходу. Они без особого шума обгоняют ветеранов. Пока старичок пыхтит где-то на полдороге, его младший брат успевает добраться до лесосеки. Потом, когда тот пустится в обратный путь и с тяжелым грузом будет взбираться на пригорок, выбиваясь из сил, чихая и фыркая, — вот-вот отдаст концы, — сзади уже кто-то требует дороги.
Степенно прокатили по двору новые, только что полученные машины, всем своим надменным видом как бы говоря: «Нам торопиться некуда, мы свое возьмем». У них шесть осей, десять скоростей, передние — ведущие. Да еще прицеп! По десять тонн груза берет такая махина; издали заметив их, колхозный «газик» жмется к обочине: лесовоз везет длинные-предлинные стволы, на поворотах могут запросто, как спичечный коробок, спихнуть в канаву зазевавшегося водителя. На восемнадцати колесах плывет этот автолайнер, и уж где пройдет, там долго не растет трава. Тихие проселки, еще недавно не видавшие никого, кроме хуторянина с его дребезжащей телегой, теперь до того разъезжены, что и в сушь там колдобина на колдобине, а уж пройдут дожди, грязь непролазная.