.
Эта цензура проблематична вдвойне: она исходит из предположения о возможности однозначно правильной интерпретации произведения искусства, и, что гораздо более проблематично, она демонстрирует крайне патерналистскую позицию по отношению к обычным людям. Грубо говоря, идея заключается в том, что работы Густона, несомненно, являются антирасистскими и призывают к социальной справедливости, но его «явно враждебные и мрачно-сатирические образы членов Ку-клукс-клана» все же не могут быть выставлены сегодня. Почему? Кого они все еще могут обидеть, если они «явно» антирасистские? Я думаю, что ответ на этот вопрос многомерный. Нельзя сказать, что Густон присваивает черную культуру – нет, он «цитирует» худшее из белой культуры, демонстрируя все ее отвратительные качества. Подозрение политкорректного зрителя заключается в том, что, даже если правда (об антирасизме Густона) очевидна, некоторые наивные зрители могут быть настолько увлечены созданными Густоном образами, что отождествят себя с ними, упустив сатиру и критическую иронию. Эта старая процедура также использовалась несколько десятилетий назад политкорректными либералами в Европе, когда музыка и видео (с «фашистскими» военными изображениями и звуками) таких групп, как Rammstein и Laibach, находились на пике популярности. Либералы тогда выражали обеспокоенность тем, что некоторые наивные рядовые слушатели, не подозревающие об иронии и критической дистанции, воспримут выступления этих групп как прямую пропаганду фашизма. (Не помогло и то, что, по данным всех исследований, их аудитория была почти исключительно левой и что в Германии Rammstein ясно дали понять, что отдают предпочтение die Linke – левой социал-демократической партии; либеральный «страх» все равно сохранялся…)
Но в запрете выставки Густона есть и другой элемент: недоверие к образам как таковым. Критики здесь ведут себя как фрейдовское бессознательное, для которого отрицания не существует. На самом деле не имеет значения, как вы относитесь к изображениям Густона, сам факт их показа отменяет – на более глубинном уровне – очевидную карикатурность или критическую дистанцию. Конечно, есть уровень, на котором это справедливо (в порнографии, не говоря уже о снафф-видео), но демонстрация необходима, если мы хотим эффективно подорвать либидинальное воздействие изображаемого явления. Без его демонстрации человек не может по-настоящему подорвать его изнутри; он остается на уровне безжизненных абстрактных утверждений. В этом и заключается сила выступлений Rammstein: они разыгрывают фашистские ритуалы в такой преувеличенно карикатурной манере, что насмешка над этими ритуалами становится почти физически ощутимой. Густон делает нечто похожее, но на другом уровне: он локализует идеологию ККК в повседневном быте ее сторонников.