Лале хотела заглянуть в абсолютно каждую палатку на базаре, который расположился между кассой и входом в развалины, но Бабу умудрился удержать ее с помощью каких-то хитрых маневров. Очевидно, его навыки уклонения на дороге распространялись и на ситуации, когда необходимо было увести Лале подальше от потенциальных отвлекающих факторов.
– У твоей сестренки столько энергии, – произнес Сухраб.
– Да. Слишком много.
– Ты хороший брат, Дариуш.
Я не знал, правда ли это, но было приятно, что Сухраб обо мне такого мнения.
Развалины скрывались за деревьями. Мы поднимались на холм по тропинке, сделанной из высветленных солнцем дощечек. Впереди нас Лале вывернулась от Бабу и опрометью побежала к крошащейся каменной арке, которая стоит на этом месте несколько тысяч лет. Мы с Сухрабом вынуждены были припустить, чтобы поспеть за ней.
Несмотря на то что кругом зеленели деревья и ухоженные лужайки, сам Персеполь был сух и коричнев. Каменные колонны тянулись к солнцу, их поверхности были оглажены ветром и временем. Чтобы увидеть верхушки, мне приходилось вытягивать шею, но яркость неба так била в глаза, а солнце успело подняться так высоко, что я начал чихать.
– Ого, – произнес я, когда снова обрел дар речи.
Папа остановился рядом со мной.
– «Ого» так «ого». Только посмотри.
Некоторые колонны были разрушены. Другие покрылись трещинами, но все еще стояли, окруженные баррикадой из оргстекла, которая ограждала их от прикосновений туристов. Некоторые уже испытали крушение с непоправимыми последствиями: на рыхлой каменистой земле лежали всеми забытые и покинутые громадные коричневые обломки. В некоторых затененных уголках из земли прорастали пучки травы, но в целом развалины производили впечатление места высохшего на солнце и пустынного.
Я чувствовал себя так, будто высадился на поверхность планеты Вулкан и собирался наконец освоить дисциплину колинар, то есть призывать на помощь только логику, полностью отказываясь от эмоций.
Папа вынул из сумки «Келлнер & Ньютон» скетчбук (он никогда не путешествовал без своего скетчбука), сошел с деревянного настила на гравий и начал зарисовывать ближайший ряд разрушенных колонн.
Лале и Бабу уже далеко ушли, а Сухраб повел меня к гигантской статуе ламассу.
Ламассу – это что-то вроде персидской версии сфинкса. Винегрет из живых существ: голова человека, тело быка, крылья орла. Насколько я знаю, встречи с ламассу в мифологии не были связаны ни с какими загадками, но не исключено, что без таарофа самого высокого уровня там не обошлось.
У ламассу была пара. Ее приятель в какой-то момент лишился головы, и все же обе статуи возвышались над нами. Немые стражи павшей империи.