– Нет, спасибо.
Я помыл посуду, пока Маму убирала зелень, которую перебрали Бабу и Лале.
– Ты прямо как твой отец, – сказала бабушка. – Он тоже всегда помогает на кухне.
– Правда?
– Помню, как мы приехали к ним на свадьбу. Ваш папа постоянно мыл посуду. Вообще не давал мне помочь. Ваш папа такой милый.
Опять это слово.
Стивен Келлнер – милый.
– И ты тоже очень милый, Дариуш-джан.
– М-м.
Маму притянула меня к себе и снова поцеловала.
– Я так рада, что ты приехал.
– И я.
Повседневная одежда персов
На следующее утро папа потряс меня за плечо и разбудил.
– Спишь голый?
– Что? Нет.
– Хорошо. Счастливого Навруза, Дарий. – Папа потрепал меня по голове.
Даже не отпустил комментария по поводу длины волос.
– Счастливого Навруза, пап.
Как я уже говорил, к просмотру «Звездного пути» мы применяли особые правила (или по крайней мере так было раньше, прежде чем отец их изменил). Правило было в том, что на это время мы становились настоящими отцом и сыном.
В Навруз это правило действовало тоже. Но на этот раз у наших отцовско-сыновних отношений имелись зрители.
Танцующий Вентилятор надвигался на отца – безжалостный дрон Борг, твердо решивший нас обоих поглотить, – но стоило папе взглянуть на него, как вентилятор замер.
Сопротивляться было бессмысленно.
– Лучше одевайся. Скоро приедет твой дядя Сохейл.
– А сколько времени?
– Почти десять. Пойдем. Пока кухню окончательно не заняли.
Отец налил мне чаю и сел рядом, пока я ел сангак с сыром фета.
Сангак – это такой лаваш, испеченный на камне. Его довольно сложно разжевать, если только не подогреть в тостере, что я и сделал, воспользовавшись сияющим тостером класса люкс, стоявшим на кухне у Маму: матированная сталь, цифровые надписи, сенсорное управление.
Это был настоящий «Энтерпрайз» среди тостеров.
Дома мы по праздникам ели на завтрак яичницу с беконом (и в другие дни тоже, если маме хотелось бекона, что обычно случалось, когда у нее бывал стресс на работе), но в Йезде бекон купить было нельзя. Это не халяльный продукт, а значит, он запрещен в Исламской Республике Иран. Поэтому я завтракал лавашом с сыром, как любой другой иранский подросток. Как, наверное, делал и Дарий Первый в детстве.
Я чувствовал себя настоящим персом.
– Счастливого Навруза, Дариуш, – сказала мама и поцеловала меня в макушку, пока я мыл посуду после завтрака. Она снова стала называть меня иранским вариантом моего имени.
– Счастливого Навруза, мам.
У нее на голове были бигуди, а одета мама была в длинное и пышное белое платье. Мой желудок совершил подъем с переворотом.
– Э-э… А ты наряжаешься, да? – Но ответ мне уже был известен.