И если б не прошва танковых гусениц, не вдавленная в землю «сорокапятка», не человек с простреленным виском на пути, далеко б ушли Невзоров с Братуном. Документы лейтенанта, треугольнички писем, крохотную фотокарточку безвестной глазастой девушки с косичками Невзоров сунул за голенище, туда, где хранил и свои сокровища. «Вон ты какой, лейтенант Копорев!» Невзоров глядел на молодое, изуродованное муками лицо покончившего с собой лейтенанта-артиллериста и тихонько завидовал ему: «Храбро кончил ты, брат, свою войну...» В какие-то откровенные секунды своих раздумий Невзорову хотелось тоже поднести пистолет к виску, оставить Братуна одного — найдется же еще русский человек и сбережет коня себе на жизнь! Но каким-то невыразимым укором рябила в глазах рубчатая лента вражеского танка — сквозной след к сердцу отчизны, щемили душу железные кости раздавленной пушки, жгла сапог карточка глазастой девчушки — то ли невесты, то ли сестры Копорева. И Невзорову стало стыдно за свои слабые секунды: он поднял пистолет молодого лейтенанта, сунул его в подсумок седла, прибрал, как мог, мертвого офицера, чтоб не растерзало прожорливое воронье, и позвал за собой Братуна. Чтоб не сбиться с нужного направления к фронту, так и пошагали они по ребрам гусеничного следа неприятельского танка...
Не все удержала память, как они переходили фронт, ловчась уберечься от глаз врага и от остервенелого огня своих же обороняющихся солдат, стоящих на жизнь и смерть и теперь не смеющих ступить и шагу назад — за спиной уже и виделась и слышалась столица. У Москвы Россия вздыбилась, словно конь перед смертной схваткой с хищником. Не во славу жили-умирали русские солдаты у самого сердца Родины, а держались необоримой силой отеческой земли. Теперь только Отчизна могла вселить в сердца солдат тот негласный дух извечной непокорности России, каким она жила и хранила себя во все века. Так ясно-больно Невзоров ощутил это чувство, когда он, исколесив «миллионы» верст, наконец выпутался из окружения и вновь стал солдатом.
Не сразу сошел позор с души за свой погибший батальон, за истерзанную и плененную часть Родины. Невзоров в числе первых «окруженцев» держал ответ за все это. В штабах фронтов и в Ставке Верховного еще не говорили вслух о причинах первых неудач и поражений. Под личиной «окруженца», перешедшего фронт, — будь то растерявшийся бедолага-солдат в допотопной крестьянской одежке иль аккуратист-начальник, не запачкавший мундир в окопной глине, — мог быть враг, предатель, лазутчик, диверсант, провокатор и просто сволочь на все случаи жизни...